Во время пандемии режиссеры Илья Желтяков и Настя Полухина купили избу в 300 километрах от Петербурга и запустили туры по вепсским деревням «Лес и ветер». Впервые они побывали там около десяти лет назад, когда снимали фильм, и с тех пор полюбили эти живописные места, заинтересовавшись историей вепсов — коренного народа Ленобласти, которых осталось всего около 6 тысяч.
Режиссеры сами отремонтировали избу и обставили ее мебелью, которую купили у местных или нашли в заброшенных домах. Они хотят популяризировать вепсскую культуру и возрождать деревню, давая людям работу, но не нарушая местный уклад. В этих краях всё еще говорят по-вепсски, помнят старинные обряды, общаются с духами леса и умеют «заговаривать» огонь.
Илья и Настя рассказали «Бумаге», за что полюбили вепсов, как познакомились с местными традициями и что о путешествиях в глушь думают туристы и местные жители.
Чем уникальны вепсские деревни и как возникла идея возить туда туристов
— Впервые мы оказались в Вепсском краю, когда приехали туда снимать кино. Это был игровой фильм по Платонову, где действие происходит в послевоенной деревне. Мы искали места, где нет признаков цивилизации, например пластиковых окон, но при этом есть деревянная церковь. И нашли деревню Гимрека [в Подпорожском районе].
Это очень красивые места: Онежское озеро, леса, деревянные церкви, глушь. Всё это захватывало дух, у меня прямо воображение играло: представляешь себе, как 400 лет назад люди здесь что-то строили, собирались вместе. Эти места запали нам в душу, и мы стали приезжать где-то раз в полгода, просто отдохнуть.
Потом мы снова снимали фильм, теперь уже документальный — про сельскую школу в Липецкой области, для которого нужны были жители деревни. И так мы нашли Татьяну Цветкову — жительницу деревни Лашково, которой больше 90 лет. Здесь нам помогла система деревенских старост. Мы знали старосту Гимреки, он как-то проникся нашей ситуацией. Старосты передавали нас друг другу — и в конце концов мы оказались в Ярославичах.
Уже тогда появилась первая мысль, что было бы неплохо сделать в этих местах какой-то проект. Мы занимаемся кино, но всегда делали что-то еще, потому что семью документальными фильмами не прокормишь. У нас была своя сеть хостелов «Петя и волк» в Петербурге, но потом мы их продали — нам это наскучило.
Около года мы думали, чем бы заняться. Тут вдруг пандемия, и мы вспомнили про вепсские деревни. Поскольку у нас уже были знакомые в Ярославичах, мы сразу начали узнавать, какие дома продаются. Изучили экономику [будущего бизнеса] и начали делать.
Замысел был не просто возить людей в деревню, важен был смысл помимо личного — чтобы эта история продолжала наше мировоззрение. За эти 7 лет, что мы периодически приезжали сюда, мы прошли определенный путь: сначала увидели красоту и уют, потом познакомились с местным населением. Узнали, кто такие вепсы — и их трагическую историю, которая продолжается и поныне.
У этих земель особая история. Совершенная оставленность, как будто забытость, но при этом — самобытность и красота. Когда мы с ней познакомились, то нашли для себя что-то более важное, чем просто визуальные красоты. Не хочется пафосных речей, но знакомство с этими местами существенно нас обогатило.
Мы чувствовали себя в определенном долгу. Как, в принципе, и многие люди, которые сюда приезжают и остаются. Здесь большая диаспора людей из города: творческая интеллигенция, научная. Очень много современных художников из Москвы, из Петербурга. Наша соседка, например, — [куратор, директор «Галереи 21», руководительница проекта «Новая антропология»] Ирина Актуганова.
Я сам родом из Мурманской области, и мне нравится бывать в деревне. В идеальном мире мы хотели бы там жить — и решили действовать так, чтобы приблизить эту свою возможность. То есть мы сами получаем удовольствие от того, что там находимся, это приносит достаток, а еще, как оказалось, это важно не только нам, но и тем людям, которые к нам приезжают.
Что происходит во время путешествий по деревням и кто туда приезжает
— Мы изначально приняли решение не строить новых зданий, а интегрироваться в среду. Хотели найти настоящую избу, в которой можно сделать более-менее комфортные условия для проживания. Но при этом не рассматривали никаких вариантов с коттеджами — чтобы дом не портил архитектурный стиль деревни.
Наши путешествия построены на знакомствах с деревенскими людьми. Это даже не путешествие, а фактически проживание. Мы [с гостями] живем в избе, едим еду, приготовленную в печи, моемся в бане по-черному. И не видим никаких других туристов на сотни километров вокруг. Больше восьми человек с собой не берем.
С самого начала был замысел полностью отказаться от лубка, от туристического продукта. Поэтому мы часто минуем официальные достопримечательности и музеи. Нам важно погрузить человека в настоящий контекст. Пожить деревенской жизнью, встретиться с людьми, в которых еще живет эта культура. А не с теми, кто что-то выучил и встречает тебя с караваем.
Многие наши гости говорят, что как будто вернулись в детство. Кто-то когда-то ездил в гости к бабушке и помнит что-то похожее. Уже двое человек собираются оформлять землю неподалеку [в вепсских краях]. Одна девочка планирует сделать там свой маленький бизнес. Каждый как-то возвращается.
Средний возраст наших гостей — от 25 до 40. Чаще всего это просто городские жители, все с высшим образованием, то есть люди, которые чего-то ищут, чего-то хотят. Можно сказать, искушенные путешественники. Географически — это Москва, Петербург. Хотя к нам несколько раз приезжали люди из Крыма — из Севастополя, из Симферополя. Есть масса запросов из Европы. По большей части это люди так или иначе имеющие отношение к России.
Как ремонтировали вепсскую избу и искали мебель по заброшенным деревенским домам
— Дом в Ярославичах, который мы выкупили, принадлежал вепсской семье. Они построили его своими руками: сами сложили печь, даже кирпичи сделали сами. Когда мы туда приехали, дом, конечно, был забит всякими вещами советской эпохи: мебелью, коврами. Мы всё убрали, оставив только самое необходимое, и решили вернуть дом к первозданному облику.
Ремонт делали своими руками, кроме всяких сложных плотницких работ. Забелили стены, покрасили. С дизайном нам помог знакомый художник-постановщик, который тоже работает в кино. Сами переделывали элементы декора, Илья отреставрировал столик в маленькой комнате.
Мебель мы искали у местных. Написали объявление на бумаге, мол, с большой радостью купим такие-то предметы. Развесили его в магазинах, и нам стали звонить люди: у кого-то кровать, у кого-то матрас. Спрашивали: «Вы что там, музей, что ли, делаете?» Предлагали много всего: горшки, веретена — что лежало по чердакам.
Две бабушки подарили нам лоскутные покрывала. Рассказали, что их делала еще их мама, вручную. То есть ему не знаю сколько лет! Я говорю: «Да вы что! Вам не жалко с этим расставаться? Это же такая реликвия, семейная вещь». Они говорят: «У нас просто лежит, мы поняли, что вам нужнее». Точно так же одна женщина отдала нам кружевное одеяло, которое тоже делала ее мама. Бабушка из Ярославичей подарила кружевные подзоры для кровати. Говорит: «Я на нем замуж выходила».
Что-то мы нашли в заброшенных избах: сундук, кружевные салфетки. Но, конечно, всегда спрашивали разрешения, можно ли это взять. Либо находили родственников, либо, если это невозможно, обращались к старостам деревни. Всё это — вещи с историей, и у каждой какая-то энергетика.
Когда мы делали ремонт, деревенские бабушки приходили к нам и говорили: «Ой, ребята, вы прямо делаете, как было у нас». Но вообще удивлялись, что какие-то чудики приехали. Думали, кто вообще сюда поедет, кому это надо?
Как к путешествиям относятся местные жители
— В нашем маленьком предприятии занято около 15 человек [местных] — а это четверть населения, если считать, что зимой в Ярославском кусте деревень живет около 60 человек. Для кого-то это основной доход, для кого-то — маленькая прибыль. Кто-то помогает топить печь, кто-то рассказывает историю, кто-то печет калитки. Это важно с экономической точки зрения, а еще люди чувствуют, что они нужны, что есть какая-то движуха. И потихоньку втягиваются.
Вепсы вообще народ закрытый. Они, с одной стороны, очень гостеприимные, но в свой маленький мир посторонних не пускают. В общем-то, они язычники, и это неотъемлемая часть их жизни и образа мышления. Есть нойды [шаманы], есть заветные места, куда ходят и оставляют заветы, обещания духам леса.
Когда местные увидели, что мы хотим не просто приехать, привезти туристов и получить деньги, а для нас это продолжение души, то отношение к нам изменилось. Хотя оно и так было доброжелательное.
Местное руководство к нам тоже относится нормально. Сначала неформально предложили нам любую помощь. Потом даже посоветовали податься на грант на развитие туризма, но мы не стали участвовать. Там нужно соответствовать определенным стандартам, а это бы деформировало наш замысел.
Как «Лес и ветер» хотят возрождать деревенскую культуру и какие путешествия появятся в будущем
— Мы хотим купить еще один дом, на Онежском озере. Ту, дальнюю часть вепсских земель, ближе к Архангельску, мы пока не можем охватить, а там много интересного. В отличие от Винницкого района, там детей до сих пор учат вепсскому языку. И если говорить про активистов, которые стараются сохранять культуру, таких людей больше у северных вепсов. Так что мы решили масштабироваться: нашли двухэтажный купеческий дом, сейчас на стадии переговоров.
Мы хотим развивать территорию, привлекать больше местного населения. Я общался с молодыми ребятами, которые уехали в город, потому что нет работы. Спросил их: сколько вам нужно зарабатывать, чтобы остаться в деревне. Они ответили, что хотя бы тысяч двадцать. Мне кажется, это вполне возможно.
Конечно, это история не одного-двух лет. Но потихоньку, я уверен, абсолютно всё реально. Оказалось, достаточно двух-трех людей, и маленькая деревня уже чувствует себя иначе. Не сказать, что она кардинально изменилась, но всё же. Есть также идея сделать фонд возрождения вепсской культуры, но это пока планы.
Еще мы сейчас делаем путешествия по побережью Кольского полуострова. Там тоже места, куда очень сложно добраться: мы едем на военных грузовиках. Замысел такой же: работать с местным населением и рассказывать об этих территориях. Есть идея сделать то же самое в деревне в центре Кольского, куда можно попасть только на вертолете.
🏠 Кто жил в Петербурге до Петербурга | Читать
Спецпроект «Бумаги» об ингерманландских финнах, в основе которого — социологическое исследование
— В деревне люди настоящие, и жизнь какая-то настоящая. Очень простая: пойти принести воду, печку затопить, чтобы было тепло, еды приготовить. В этом заложен огромный смысл. Я абсолютно убеждена, что деревенские люди знают, зачем живут. Хотя, если их спросить, они скорее всего скажут «что за глупости».
Эта «настоящность» притягивает. Безумно интересно с ними общаться. Безумно нравится, что они начинают доверять тебе. И ни в коем случае не хочется их обмануть или подвести.
— Здесь люди живут очень узким кругом, поэтому, когда они встречаются, общаются, у них нет какой-то маски, нет двойного дна. Они никем не прикидываются. Даже если общаешься с ними впервые, они относятся по-честному. Когда они видят, что и ты так, происходит важная коммуникация.
Деревня умирает. И это, конечно, проблема не только вепсских земель, но и всей страны. Я много где катался, по разным весям нашей Родины — в Архангельской, Смоленской областях всё то же самое. Молодые уезжают, в деревнях остаются пожилые. Исчезает население — а вместе с ним и культура. Это, конечно, большая проблема и беда.
Программа, которая есть у государства, не работает в поддержку культуры. Точнее она работает только на ее сохранение — чтобы было в музее. Чтобы что-то на пленочку записали, и детишки на праздниках могли спеть песню на вепсском языке. Но живая культура — она в печах, в морщинках людей, в этих серых избах, в половичках, в ремесле. Она живет только в деревнях.
Над материалом работали:
Автор текста — Саша Шаргородская, фотограф — Егор Цветков, редактор — Татьяна Иванова, литературный редактор — Влада Петрова, расшифровка — Юлия Дмитриева.
Читайте также историю Лампова — заповедника Русского Севера под Петербургом. Это деревня староверов, где сохранились 150-летние деревянные избы
