«Бумага» продолжает рубрику, посвященную городским окраинам, в которой автор паблика «
Спальные районы страны Oz» Игорь Антоновский рассказывает о том, как живется в местах, далеких от Думской, Невского и Рубинштейна.
Добродушные кавказцы, которые помогают в трудную минуту, страхи и потертые дома на проспекте Ветеранов — все, чем запомнилось путешествие на юг жителю северных окраин города.
Иллюстрация: Катерина Касьянова / «Бумага»
Кошмары имеют свойство порой сбываться, страхи — воплощаться в жизнь. Я всегда боялся заснуть в последнем поезде, идущем в центр, и проснуться на другом конце красной ветки без денег и документов, когда пути назад уже нет. Так и произошло однажды пять лет назад.
Я тогда еще пил и частенько ездил тусоваться на поезде, который уходил от «Академической» в 00:08. В пять минут первого я врывался в вестибюль станции и мчался, пролетая по пять ступеней эскалатора вниз, забегал в заветный поезд и радостно выдыхал. В тот раз, видимо, выдохнул и заснул. До этого я редко бывал на проспекте Ветеранов. Стояла осень. Ночной мир казался неуютным и злым. Торговые платформы горели бледными огнями. Задумчиво прогуливался милицейский патруль, поздние пассажиры спешили в разные стороны, мне было страшно. В карманах не было ни денег, ни телефона.
В детстве я представлял себе проспект Ветеранов как край света — Австралию, где люди ходят вниз головой, только в отличие от Австралии, на моем проспекте Ветеранов была вечная тьма, одиночество и дискомфорт. Так и оказалось. Но бог, как известно, любит дураков и пьяных — до поры до времени, конечно, — а в тот раз я одновременно был в обоих состояниях, так что мне повезло. Не помню, как я познакомился с ребятами неславянской внешности, как пожаловался им на жизнь и судьбу, забросившую меня в столь поздний час на другую оконечность вселенной, но уже через несколько минут я мчал с ними на попутке туда, где горит свет, где есть тепло и водка, где мне, хмельному, можно уснуть.
Для меня вотчина — весь правый берег Невы, от Приморского района до Невского
Проспект Ветеранов проносился темной полосой за окнами разбитой шестерки, новые друзья, не стесняясь, обсуждали что-то при мне на своем зловещем языке. Юг есть юг — тут ходят быстрее, чем на севере, тут летом пьяное марево, солнце, тут душно от количества людей, тут все сплошь мифы и легенды. Тут непролазные леса и ветхие здания, и все не так монументально, как на севере, но вальяжно. Таким мне видится и проспект Ветеранов. Лабиринты бетонных домов мне, северному жителю, кажутся зловещими. Дворы, которые ведут в другие дворы, вывески и магазинчики — изношенней и окраинней, чем у нас. Гопники тут представляются страшнее, а когда поворачиваешься спиной, кажется, что тебя вот-вот огреют арматурой.
Житель северных районов Петербурга может совершенно свободно, не беспокоясь, ходить по своей части города, но попадая на юг, — несмотря на обстоятельства, логику и здравый смысл, — начинает беспокоиться. И наоборот. Для меня вотчина — весь правый берег Невы, от Приморского района до Невского, там как-то спокойно и без неврозов.
Лабиринты бетонных домов мне, северному жителю, кажутся зловещими. Дворы, которые ведут в другие дворы, вывески и магазинчики — изношенней и окраинней
Я, конечно, знаю, что на самом деле проспект Ветеранов не такой. Но воспринимаю эту самую загруженную станцию метро в Европе как магнит, притягивающий к себе десятки тысяч сонных. И для них юг — родной домой, те леса, что кажутся мне зловещими, — ласковые парки, лабиринты домов — милый фон вечернего мегаполиса, ветхость и неряшливость инфраструктуры — просто обаятельная примета окраины.
Здесь больше народа, больше дешевого жилья, а оттого и больше мигрантов. К этому можно по-разному относиться, но теперь — они такая же часть окраин, как блочные дома и бесконечные маршрутки. Они дополняют приметы городского юга. И той зловещей ночью я пил с ними на их съемной квартире, где были только желтые стены, немного мебели и ощущение бесконечного ремонта. Там были кавказцы и какой-то казах, мы пели Цоя, это я помню, долго пели: «Кукушку», «Группу крови», естественно, «Последнего героя», «Троллейбус». Великий русский поэт, живший на проспекте Ветеранов, объединил нас, он был универсален. Следуя инстинкту самосохранения, я произносил радужные тосты, говорил, что они для меня полноценные горожане, земляки.
А нарвись на своих соотечественников, все бы так же хорошо закончилось?
Удивительно, но тут, на проспекте Ветеранов, они были хозяевами, а я гостем. Никаких выводов, так — случай, информация, статистика: много людей, и вот их тоже много.
Потом я вырубился на полу. А с утра узнал, что приходили какие-то русские девушки, меня пытались будить, но я, слава богу, не встал. Встал бы, возможно, пришлось бы долго лечиться. Новые друзья похмелились со мной пивом, дали мне 300 рублей на дорогу и даже какой-то дешевый «самсунг». Удивительно. Я вышел в серый мир огромных домов и, как маленький муравьишка, долго плутал во дворах в поисках выхода на проспект, чтобы поймать маршрутку до метро. Помню, я все думал: а нарвись на своих соотечественников, все бы так же хорошо закончилось?
Таким было мое первое знакомство с проспектом Ветеранов. И хоть все действительно тогда обошлось и хорошо закончилось, я стараюсь редко вспоминать об этом случае. И если вспоминаю, тихонько крещусь.
