Защита Саши Скочиленко 13 ноября выступила в Василеостровском районном суде на прениях по делу об «антивоенных ценниках». Более часа Юрий Новолодский громил все доказательства обвинения, указывал на процессуальные ошибки и призывал судью к единственному справедливому приговору — оправдательному. «Бумага» приводит главное из его речи.
Про «вид достоверных сообщений»
— Вы, ваша честь, зря доверились обвинительной власти. Они даже не сумели понять текст закона, по которому Скочиленко привлекается к ответственности. После начала СВО наши законодатели приняли неоправданные решения, и эти законы принимались буквально через несколько недель, 4 марта 2022 года. Еще до того, как Скочиленко предприняла свои действия, был принят еще один закон — в редакции от 25 марта 2022-го. Обвинительная власть вообще-то должна указывать, в какой редакции применяется закон.
Во всех этих редакциях содержатся четыре слова, на которые никто вообще не обратил внимание. Эти слова звучат следующим образом: публичное распространение «под видом достоверных сообщений». Это очень важные слова, ваша честь. В законе не бывает лишних слов, но для наших обвинительных властей эти слова стали лишними. В обвинительном заключении эти слова написаны, но не указано, что имеет в виду обвинение. Какой «вид достоверных сообщений» придала Скочиленко этим бумажкам соответствующими текстами?
Я вынужден разъяснить как защитник, что это означает. «Под видом достоверных сообщений» — это четыре слова, которые отличают уголовное деяние от административного. В описании административного деяния не содержатся эти слова. Почему такой резкий водораздел? Потому что когда информация подается под видом достоверных сообщений, опасность возрастает в сто крат. Допустим, в выпущенной газете информация будет считаться распространенной «под видом достоверных сообщений». А просто указать в обвинении «под видом достоверных сообщений» — это приблизительно то же самое, что приписать «совершено убийство с особой жестокостью», но не указать, в чем следствие усмотрело эту жестокость.
Целью защиты в этом деле является стремление убедить вас, что по делу должен быть вынесен оправдательный приговор. И это может быть единственным справедливым и законным решением.
Нам памятно, как вы стремились поскорее закончить судебное следствие, препятствуя защите выполнить свою обязанность и представить полный комплекс доказательств. Великими усилиями мы не поддались вашему давлению и всё-таки привнесли в дело максимум доказательств, оправдывающих Скочиленко.
Никакого «вида достоверных сообщений» своему посылу она не пыталась придать. Вы же не будете спорить, что не она была автором? И вот как восполнить сегодня пробел? Сказать, что достоверные сведения всё-таки есть? Несмотря на то, что сторона обвинения не обозначила, в чем они состоят, и, следовательно, лишила защиту возможности защититься от этого тезиса.
Скажите, а если бы фраза «Путин врет нам 20 лет» была написана мелом на стене, можно было бы считать, что «писатель» использовал вид достоверных сообщений? Или это будет выглядеть идиотически? Поэтому вы должны убедиться, ваша честь, и проникнуться тем, что «под видом достоверных сообщений» не исследовался вопрос, и в деле нет ровным счетом ничего.
Эти четыре слова были просто проигнорированы обвинительной властью. Вопрос со стороны защиты: можно ли доверять обвинительной власти, которая считает, что можно четыре слова, с помощью которых определяется качественное состояние обвинения, просто проигнорировать? Ответьте для себя на этот вопрос в совещательной комнате. Это первая серьезная проблема в этом деле.
Про опущенное следствием стремление Скочиленко
— [На ценниках Скочиленко содержится эпистола]. Звучит она следующим образом: «Остановите боевые действия». Очень несправедливое было отношение обвинительных властей к этому жанру эпистолы.
Я правильно скажу: «остановите боевые действия». Сегодня эта фраза звучит на всех континентах, на всех саммитах, в которых участвуют российские государственные деятели: «Остановите боевые действия, приступайте к обсуждению вопроса о мире, о перемирии». Неужели все эти тысячи людей, политиков — преступники?
А как отнеслась наша доблестная обвинительная власть к этой эпистоле? Очень своеобразно. В распоряжение следственных властей попали ценники. И на каждом из них имеется эпистола, лингвистический повтор: «Остановите боевые действия».
Обвинительные власти забыли описать эпистолу — самое главное из того, что есть на всех этих пяти ценниках. Это сознательные действия обвинительной власти супротив истины. Неужели следователь не знает, что, если он исследует вещественное доказательство, каждая царапинка должна быть отражена в протоколе осмотра? А когда речь идет о текстах, можно ли выкинуть самое главное?
Про доказательства в основе обвинения
— Обвинение — это табуретка, которая держалась на четырех ножках. Одна ножка — это усмотрел товарищ прокурор, что доказательством виновности Скочиленко являются ее собственные показания. Может быть, он имеет в виду, что Скочиленко признала факт установления ценников? Но, позвольте, она помогала следствию, она признала фактические обстоятельства этого действия. Но она не признала, товарищ прокурор, свою вину. То, что касается виновности, вы как-то вообще упустили.
Другая ножка — показания военнослужащих. Как их можно использовать в качестве доказательств? Один из них говорит, что они стреляют только по военным целям. Честь и хвала! Значит, эта установка политинформации дошла до них. Но разве снаряды всегда попадают в цель? Это то, что рассказывают по телевизору. Но когда ведутся боевые действия, бывает разное. Не было еще ни одной войны, где не было бы «дружественного огня». Ошибки возможны.
Есть еще одни показания — свидетеля Николаева. И эта ножка нескладного обвинения тоже рухнула, потому что ничего внутри не имела. Следственная власть стремилась придать этим показаниям некую доказательственную силу. Оба следователя, которые допрашивали, очень хотели, чтобы Николаев подтвердил, что говорил со Скочиленко про случай в Казани до того, как она пошла расклеивать ценники. Будто он ее увещевал, а она, «враждуя с государством», не вняла.
Ваша честь, вас ждет ошеломляющая новость. Сообщение о случае в Казани появилось 3 апреля 2022 года в 10 часов 4 минуты. И вся городьба следователей сломилась под легким дуновением факта.
Про экспертизу
— Главная ножка — это заключение так называемой лингвистической экспертизы № 3222 от 6 июня 2022 года. Об этом доказательстве нужно говорить особо, потому что здесь придана видимость того, что всё по закону, что это специалисты. Но на самом деле верить этой экспертизе нельзя, потому что это псевдодоказательство.
Я вынужден прочитать несколько норм, пытаясь убедить вас: эксперт — это лицо, обладающее специальными знаниями и назначенное в порядке, установленном настоящим кодексом. Если мы обратимся к этой пресловутой экспертизе, сразу увидим, что это положение не соблюдено.
Обратите свой взор на эксперта Сафонову. Мы тщательно пытались установить, кто же ее назначил экспертом? Эта милая женщина стеснялась, пыталась выкрутиться, но ответ ее был простой: начальство назначило. А порядок, установленный УПК, не приемлет никакого «начальства», кроме следователя.
Если вы ознакомитесь с постановлением следователя о назначении лингвистической экспертизы, то всё начиналось красиво, по закону. Но есть некоторые странности. Зачем писать эксперту, что он уже что-то установил? Следствие еще не закончилось, а он уже пишет странные вещи, которые, следователь кое-что понимающий в своей работе, писать не должен:
«В ходе предварительного следствия установлено, что Скочиленко, действуя умышленно, с целью публичного распространения заведомо ложной информации об использовании ВС, по мотивам политической вражды…» Откуда мотивы политической вражды появились в постановлении о назначении лингвистической экспертизы?
Может быть, предъявлено такое обвинение, но откуда они [мотивы] взялись тут? Всё, что может находиться в постановлении о привлечении в качестве обвиняемого, должно подтверждаться доказательствами. Никаких доказательств в части «политической вражды» не было. Никаких следственных действий, которые могли бы установить такой мотив, до 12 мая 2022 года не проводились.
Неужели слово «вражда» появилось из первого допроса свидетеля Николаева, где он говорит: «Скочиленко враждовала с государством»? Правда, в суде он отказался от этих слов. Слово «вражда» было необходимо только для следователя, который допрашивал Николаева в первый раз. Неужели можно всерьез довериться обвинителю власти, который назначает экспертизу и заранее подсказывает, чего они хотят от этого заключения? Этого категорически нельзя делать.
Какие же вопросы поставили перед этой лингвистической, с позволения сказать, экспертизой? Во-первых, были приведены тексты. «Российская армия разбомбила школу», «Российских срочников отправляют в Украину», «Остановите войну», «Путин врет нам с экранов»… Обратите внимание, ваша честь, где эпистола «Остановите боевые действия»? Это что, не является текстом? Является! Более того, самой важной частью текстов. А следователи кастрировали вещественные доказательства, обрезали самые важные сведения, которые говорят о целевом устремлении Скочиленко.
Может быть, следователь решил, зачем заморачивать экспертов? Вдруг они решат, что это эпистола, подчеркивание, лингвистические повторы — ну, будут использовать лингвистические знания. И не смогут сказать ничего кроме того, что обязаны, уж коли претендуют на ученость. Без исследования этой части дело вообще не могло считаться расследованным.
Можно спросить: а вот если бы экспертам передали тексты с эпистолой, они могли бы оставить без внимания фразу «остановите боевые действия», которая повторяется несколько раз? Можно ли считать экспертизу без этого доказательством по такому уголовному делу с такой высокой санкцией? Ответ защиты: категорически нет. И, пожалуй, Василеостровский суд — единственный, который серьезно отнесся к такому сознательному искажению текстовой информации, распространенной Скочиленко.
Про вопросы, стоявшие перед экспертами
— Специалисты, которые здесь допрашивались, в один голос говорили, что уровень экспертизы у госпожи Гришаниной недостаточный. Анастасия Гришанина на лингвиста не училась. Она защитила кандидатскую диссертацию на кафедре современной периодической печати по теме «Психологизм как методологический компонент журналистского творчества». Какое это имеет отношение к базовым знаниям лингвистики? Я уже не говорю про Сафонову. Ее вообще нет в постановлении о назначении экспертизы. Она сама при помощи Попова влезла в экспертную группу.
Перед экспертами поставили следующие вопросы: «Содержится ли на размещенных ценниках какая-либо информация о деятельности ВС РФ? Если да, то какая именно и в какой форме?». Вопрос носит сугубо лингвистический характер. Второй вопрос: «Содержатся ли на размещенных ценниках лингвистические и психологические признаки дискредитации использования ВС РФ?». Если вы говорите про психологические признаки, вам кто про них расскажет — лингвист? Будем считать, что это очередной недостаток этого постановления.
Но главная беда экспертизы состоит не в этом. Третий вопрос: «Содержатся ли на размещенных ценниках признаки и мотивы политической вражды?» Ну, это уж слишком. Господин следователь вместо того, чтобы самостоятельно устанавливать мотив расследуемого деяния, предлагает эти признаки установить эксперту-лингвисту. Некоторая несуразица во всем этом присутствует. Неужели следователь не знал такого простого правила, что мотивы деяния может устанавливать только он?
Четвертый вопрос: «Содержат ли представленные тексты негативную информацию о ВС РФ в форме утверждения о фактах, которые невозможно проверить? Если да, то какие именно тексты и о каких именно фактах?». Вот здесь, ваша честь, была бы не излишней эпистола «остановите боевые действия». Эксперт не мог бы обойти такое.
Последний вопрос: «Какова коммуникативная цель этого текста?» Задайтесь этим вопросом. Если бы в распоряжении экспертов были бы эти эпистолы, то, наверное, честный эксперт сказал бы: стремление остановить боевые действия. Эта цель прямо выделена белыми буквами на черном цвете.
Вся эта экспертиза проведена нечестным, несправедливым образом. Рано или поздно этому будет дано судебное подтверждение. Это заключение носит антинаучный характер. Поэтому эти эксперты так жалко выглядели во время допроса специалистами, которые порядком выше их.
Какой вывод можно сделать применительно к этой экспертизе? Она была проведена с нарушением всех правил проведения экспертизы по УПК. На такой экспертизе вывод для приговора основывать нельзя.
И это полбеды, что нарушены процессуальные правила. Но там наукой и не пахнет! Это заключение носит антинаучный характер. Поэтому эти эксперты так жалко выглядели во время допроса специалистами, которые профессионально порядком выше их. Вся эта экспертиза проведена нечестным, несправедливым образом. Так и выходит, что и последняя ножка обвинения не выдержала фактов и обрушилась.
Про беспринципность обвинения
— Многие здесь сидящие присутствовали, когда прокурор Никандрова начала представлять доказательства, от которых в зале раздался смех: должностная инструкция директора универсама, замдиректора универсама, продавца-консультанта, продавца-кассира. На должностной инструкции пекаря в зале раздался хохот.
Это что, ваша честь? Вы предоставили возможность Никандровой представить доказательства — а она представила это. Это полнейший абсурд. Можно ли после этого доверять такой обвинительной власти? Нет, нельзя.
Обвинительная власть около двух десятков раз проявила свою беспринципность, отсутствие совести, стремление исказить фактические обстоятельства. Я всего-навсего призываю: такой обвинительной власти доверять нельзя.
В завершение хочу процитировать заметку из мобильного телефона Скочиленко. Предлагаю вам вслушаться в этот текст. «Я продолжу делать всё, что могу. Высказываться в публичных местах, на выступлениях, акциях, творческих проектах, при помощи печатной агитации — чтобы приблизить прекращение боевых действий! И призываю всех людей к этому тоже. Это экзамен на вашу человечность. Вам выпал шанс его сдать».
Вот она, эпистола, которую пытались спрятать. Истинное устремление Скочиленко, которого не увидели товарищ прокурор и следствие.
Как пережить сложные времена? Вместе 💪
Поддержите нашу работу — а мы поможем искать решения там, где кажется, что их нет
поддержать «Бумагу»
