Барбара Фойгт
Журналистка, ранее редактор раздела «Семья и карьера» журнала Brigitte
— В журнале Brigitte нас всегда сильно занимала такая проблема: женщина не должна зависеть от мужчины финансово настолько, что у нее вообще нет своих денег. Например, в моей семье отец всегда говорил, что женщине не нужно работать. Но вследствие этого у моей матери не было собственных денег. Отец мог диктовать ей, что нужно делать, а что нет.
Когда мы с братом выросли, попытались обеспечить хоть какую-то независимость нашей маме. Это было большим потрясением для отца. Мама никогда не задумывалась, что такое решение может кардинально изменить её жизнь и положение в семье.
В 1970-е годы женское движение в Германии раскрутилось. В это время я училась в университете на социолога и параллельно писала для нескольких журналов. Там я освещала те темы, которые диктовали мужчины. Но в большинстве случаев они писали сами, а мы должны были просто редактировать их тексты, проверять на ошибки и делать кофе.
В какой-то момент я решила, что не хочу так работать. Тогда я подала заявку в Brigitte в раздел «Семья и карьера». У меня была цель донести до женщин, что мать-одиночка не должна жить за чертой бедности. После объединения страны женщины в бывшей Восточной Германии не представляли, что делать в подобном случае [оставшись одной с детьми].
Мы организовывали специальные семинары, где помогали женщинам справиться с этой ситуацией: давали рекомендации и советы, помогали получить информацию о профессиях, которые не считались классическими женскими.
Солидарность также очень важна [в женском движении]. В 1971 году тема аборта в Германии стала своего рода триггером, который привел к развитию женского движения. Тогда во Франции прошла акция «Манифест трехсот сорока трех», после которой немецкий журнал Stern запустил проект под названием «Мы сделали аборт». Несколько десятков женщин, многие из которых были известными деятельницами и актрисами, дали интервью и рассказали о том, что делали аборт.
Все журналы в Германии появились с одним и тем же заголовком и одинаковой фотографией на обложке. Они продемонстрировали солидарность — вне зависимости от того, конкурировали между собой или нет.
Как бывший редактор могу сказать, что далеко не все читательницы разделяют одно мнение: среди них действительно есть настоящие лагеря, которые поддерживают разные точки зрения. Были те, кто писал нам [в Brigitte], что если женщина уйдет в работу, то ребенок останется совсем без присмотра. Мы же всегда придерживались позиции, что у женщины должен быть свободный выбор, чтобы она сама могла принять решение: хочет она брать на себя рабочую нагрузку или нет.
Ольга Штанникова
Руководительница аппарата Уполномоченного по правам человека Петербурга
— Если женщины не участвуют в политике, от этого страдает всё общество, потому что не используется человеческий потенциал.
Существует «Индекс гендерного неравенства», в котором участвуют 145 стран (чем ниже уровень гендерного равенства в стране, тем более низкую позицию в рейтинге она занимает — прим. «Бумаги»). Россия занимает 75 место. Почему мы опустились так низко? Вверх [в рейтинге] нас поднимают образование и здравоохранение, но по уровню доступа к труду мы занимаем позицию ниже. А если говорить об участии [женщин] в принятии политических решений, то в России этот показатель очень низок (по уровню равенства участия в политическом процессе Россия находится на 123 месте — прим. «Бумаги»).
Другой вопрос — качество участия женщин в политике. В Верховном Совете СССР было 30 % женщин, сейчас в Госдуме — 13 %. Но принимают ли они решения?
Мы часто сами себе ставим культурные блоки: женщины в политике пропускают мужчин вперед. Есть такое понятие «символическое насилие» (навязывание системы значений и ценностей, утверждающих социальное господство — прим. «Бумаги»): когда на нас действуют гендерные стереотипы. Их нужно искоренить, перед тем как учить мужчин равноправию.
Участие женщины в политике связано с тем, в какую сторону движется Россия. Если мы клонимся к авторитаризму, то все консервативные вещи всплывают наверх. Среди них распределение ролей: мужское — общественное, женское — частное.
Примером консерватизма служит такой факт: Россия в 2011 году подписала Стамбульскую конвенцию против семейного насилия, а в 2014 году мы отказались ее подписывать. Закон о гендерном равенстве 2017 года не был принят. А предложенный в 2017 году законопроект о противодействии домашнему насилию был отозван из Думы.
Я как политик не особенно чувствую солидарность женщин. Когда мы находимся вместе в зале — да, что-то можно изменить. Но как только мы расходимся, ничего не работает. Я много лет занимаюсь политикой, а о некоторых организациях [занимающихся правами женщин] даже не слышала. Наверное, тема, которая нас бы всех объединила, еще не созрела.
Ханна Климпе
Научный сотрудник Гамбургского университета прикладных наук, исследовательница в области цифровых коммуникаций
— Большой вызов для нашего поколения феминисток — это различия между ситуацией де-юре и ситуацией де-факто: юридически мы все равны, но на деле дискриминация проявляется во многих сферах жизни. Постоянный сексизм, насилие [в отношении женщин] не всегда выражены явно, но они есть.
100 лет назад мы впервые были признаны субъектом, у которого есть голос (равные избирательные права для мужчин и женщин в Германии провозгласили в 1918 году — прим. «Бумаги»). Мне до сих пор кажется, что избирательное право — это всего лишь вершина айсберга. Большая его часть до сих пор скрыта.
Сейчас многие говорят, что мужчины теряют власть — но у них по-прежнему ее слишком много. Разница в экономическом положении мужчин и женщин несправедлива. Эту ситуацию нужно приводить к какому-то общему знаменателю законодательными рамками.
Важный вопрос: когда женщина может вернуться в профессию после рождения ребенка? Если женщина больше зарабатывает, может, мужчине нужно оставаться сидеть с ребенком, пока она работает? На самом деле в Германии не всё так красочно, как кажется, когда говорят о декретных отпусках для пап. Многие отцы не берут отпуск больше двух месяцев.
В Европе женщины моего поколения выросли в семьях, где не было проблем с поиском высокооплачиваемой работы, и им говорили: иди учиться куда хочешь, у тебя есть стабильность.
Но сейчас отношения на рынке труда сильно изменились. Женщины столкнулись с тем, к чему не были готовы, [с экономическим неравенством]. Это подталкивает их к тому, чтобы уйти обратно в частную сферу. В итоге женщины рано выходят замуж, рожают детей, а когда им исполняется лет 35–40, оказывается, что они никогда в своей жизни не работали.
Анастасия Маскаева
Психолог, руководительница проекта «Взаимопонимание»
— Почему могут обвинять человека, который страдает от дискриминации, насилия? Это возвращает некоторую стабильность и понятность мира. Если принять тот факт, что вокруг нас много насилия, страдания и несправедливости, то становится очень страшно. Пропадают правила, по которым надо жить, а без них всё становится непонятным и неустойчивым. Поэтому по-прежнему существует этот механизм, когда женщинам говорят, что они сами виноваты. Это попытка защититься и не видеть больше боли, чем есть.
Происходят процессы очень полярные и парадоксальные: с одной стороны, мы уже не сталкиваемся с таким осуждением развода, аборта и других вещей, которые раньше казались непостижимыми в обществе. С другой стороны, возникает молчание.
Существуют отдельные инициативы, которые затрагивают эти темы, но охват таких проектов очень маленький по сравнению с численностью населения Петербурга. Есть данные кризисных центров, где говорится, что жертвы насилия обращались за помощью к близким, родственникам, друзьям, но не получали поддержки. Поэтому чем больше мы будем говорить о том, что существует насилие, дискриминация, тем больше людей будут понимать, что так быть не должно.
Как можно помочь людям, которые переживают тяжелые ситуации? Например, мы можем много фантазировать, что нужно женщинам, которые хотят сделать аборт, но это будет наша позиция «сверху»: мол, мы тут придумали, что для вас будет лучше.
Но ведь на самом деле причины аборта могут быть разные: медицинские, беременность в результате изнасилования и многое другое. Важно возвращаться к цели аборта. Не только дискутировать об эмбрионе, а думать о женщинах, которые заслуживают уважения к их выбору. Когда мы переключаем фокус на человека, который стоит перед нами, который страдает, то всё становится понятнее. Но почему-то в этом вопросе субъект обычно исчезает.
Элизабет Чованик
Представительница Северной Церкви Германии в парламенте Гамбурга
— В 1919 году в Германии была принята Веймарская конституция, которая установила правовые рамки демократического развития. Избирательное право было впервые предоставлено всем гражданам без исключения (в конституции подчеркивалось равенство мужчин и женщин; последние наделялись активными и пассивными избирательными правами — прим. «Бумаги»). Во времена НСДАП демократическое развитие было прервано. Поэтому для истории Германии важна еще одна конституция — 1949 года, которая повторяет Веймарскую.
На протяжении 30–40 лет я наблюдала за развитием феминизма в Германии и понимаю, что по ряду направлений нам удалось изменить роль женщины в экономике и политике. В Германии сейчас большую долю высоких должностей занимают женщины. Есть определенный прогресс, но при этом остается огромное количество тем, касающихся дискриминации, над которыми нужно работать. Надо анализировать прошлое, чтобы не повторять его ошибок.
Наше общество настолько сильно дифференцировано, что сейчас нет единого женского движения: кто-то хочет заниматься правовыми вещами, кто-то считает, что людей нужно просвещать. Это не очень хорошо, потому что всё это отдельные грани одной большой проблемы. В конечном счете добиться изменений в политике можно только сообща.
Леда Гарина
Лидер социально-художественного феминистского проекта «Ребра Евы»
— Когда я смотрю на последние 100 лет с момента получения женщинами избирательного права, я думаю не о том, что изменилось, а о том, что осталось на прежнем месте.
К сожалению, несмотря на юридическое равноправие, вопиющие случаи дискриминации, которая существует даже в самых цивилизованных странах, не могут не ужасать. У нас по-прежнему колоссальная разница в оплате труда; каждая третья женщина в мире подвергалась насилию. До гендерного равенства, к которому мы идем, нам чрезвычайно далеко.
У родителей равные права и обязанности в воспитании детей. Нет ни одной причины, по которой мы должны говорить о материнстве и детстве как о некоторой неразрывной единице. Таким образом мы сознательно исключаем мужчин из того, что должно являться их обязанностью.
Что является следствием трудовой дискриминации? Есть замкнутый круг, где мужчина зарабатывает больше, потому что женщина уйдет в декрет. А когда для женщины приходит время декрета, ей говорят посидеть с ребенком, потому что мужчина зарабатывает больше.
Женщины тоже являются продуктом нашей системы, которая основана на патриархате. Когда мы говорим о том, почему женщина не уходит и терпит домашнее насилие, мы должны проанализировать не поведение конкретно этой женщины, а всю мировую и российскую культуру.
Если взять детские классические сказки вроде «Золушки», «Белоснежки», «Русалочки», то там женщина должна обслуживать, терпеть, подчиняться и в конце концов, возможно, она найдет своего принца. Чтобы произошли гендерные изменения, нужна смена этой мифологии.
Наш феминистский проект старается создавать формы разного общественного диалога с помощью культуры. У нас есть проект «Сказки для девочек», посвященный женщинам-ученым, космонавтам и так далее. Так мы создаем новые гендерные модели для девочек.
