Какие отрасли только выиграли от пандемии, как нехватка живого общения и переход в онлайн сказались на экономике, какие сценарии выхода из кризиса прогнозируют эксперты и что для этого стоит сделать государству?
«Бумага» публикует конспект лекции экономиста Юлии Вымятниной «Экономика после пандемии: выигравшие и проигравшие», с которой она выступала на фестивале Science Bar Hopping Online в мае.
Science Bar Hopping — просветительский фестиваль, который проводят Фонд инфраструктурных и образовательных программ (группа РОСНАНО) и «Бумага».
Юлия Вымятнина
Декан факультета экономики Европейского университета в Санкт-Петербурге
Как пандемия отразится на наших потребностях, а они — на экономике
— Ключевое слово во всех разговорах вокруг пандемии — «неопределенность». Никто не понимает, насколько длительным окажется кризис и сколько волн COVID-19 нам ждать. Поэтому экономисты рассуждают о самых разных вариантах возобновления экономики.
Главное: неопределенность влияет на центр экономики — потребителя, который побуждает всю экономику жить. Сейчас на спрос влияет очень много факторов в дополнение к обычным, например страхи. Страх потерять доход есть у очень многих людей. Неопределенность [в их жизни] выросла в разы, и это совершенно не позволяет людям, фирмам и отраслям привычно планировать свою деятельность.
На происходящее влияют и наши потребности. Почему многие прогнозируют быстрый отскок экономики? Потому что за время, пока мы сидим дома, некоторые из наших потребностей не реализуются. Если человек потерял работу, это может быть потребность в заработке. Кому-то [не хватает] общения, развлечений. Но совершенно необязательно, что этот спрос сохранится на таком же высоком уровне, как сразу после окончания периода ограничений.
Основное — почти банальное — предсказание от экономистов: пандемия сильно ускорила общий тренд [погружения] в онлайн. После пандемии какая-то часть развлечений, возможно, там и останется. Например, киноиндустрия может столкнуться с вопросом, не стоит ли заняться развитием модели домашних кинотеатров.
Вероятно, будет развиваться телемедицина. Что тоже будет сильно зависеть от наших привычек, желания прийти к врачу лично или общаться с ним онлайн.
Часть работы [компаний] тоже перешла в онлайн — и может в онлайне остаться. Все, наверное, уже слышали о решении Twitter: компания объявила, что ее [сотрудники] могут и дальше работать удаленно, если захотят. Более того, аналитики Goldman Sachs сообщили, что если все деловые встречи и конференции так и останутся в онлайне, это снизит потребление нефти на 2–3 миллиона баррелей в сутки, так как мы будем гораздо меньше летать.
Какие отрасли больше остальных выигрывают и проигрывают из-за коронавируса
— Давайте посмотрим на прикидку выигравших и проигравших отраслей. Хочу подчеркнуть: с течением времени они могут менять свои позиции, и нужно с осторожностью относиться ко всем прогнозам.
С точки зрения ближайшего времени понятно: все, кто переключились на новые форматы — онлайн-торговлю, онлайн-доставку, онлайн-образование, — выигрывают: IT, связь, транспорт и доставка. Из-за погружения в онлайн нам понадобится меньше площадей для торговли и больше для складских помещений. Поэтому сегмент недвижимости со складскими помещениями начнет выигрывать, — а вот сегмент, связанный с торговыми помещениями, проигрывать. Сегмент недвижимости, связанный с офисами, тоже может пострадать, если фирмы продолжат работать удаленно.
Естественно, пострадал туризм. Вероятно, страны будут открывать границы осторожно, и [в первое время] поездки будут затруднены. Нам уже обещают социальное дистанцирование в самолетах — что неизбежно означает подорожание билетов. Среди проигравших можно назвать и автопром — легковые автомобили. Их продажи падают какими-то гигантскими темпами, не сравнимыми с кризисом 2008–2009 годов.
Очень неоднозначной может оказаться ситуация в сельском хозяйстве. Из-за того, что часть границ оказалась закрыта, нарушились логистические поставки, поэтому импортозамещение может стать не только российским трендом, но и распространиться более широко. Прежде всего из-за этого могут пострадать поставщики из развивающихся стран. В выигрыше, естественно, окажутся те, кто будет развивать собственное производство. В значительной части развитых стран и так есть субсидии фермерам, и я не исключаю, что мы увидим рост этих субсидий, а заплатит за это, конечно же, потребитель. Хотя пока мир сидит на карантине, уже третий месяц подряд в среднем по миру фиксируется снижение цен на продовольствие из-за сокращения спроса.
Как ни странно, среди выигравших может оказаться финансовая система, — хотя, как мы знаем, в начале пандемии она отреагировала падением. По индексу РТС видно, что сейчас финансовый рынок упал в сравнении с [показателями] конца прошлого года — но это далеко не самое низкое значение из тех, что были. Говорить о том, что на финансовом рынке всё очень плохо, оснований нет. Если смотреть на международные финансовые рынки, опять же видно, что в среднем рынки] всё еще в зоне роста. Почему? Потому что центральные банки большинства развитых стран — в первую очередь США — поддерживают финансовую систему и вливают туда ликвидность.
Кроме того, из-за пандемии ожидается повышение уровня государственного долга. С одной стороны, государственный долг — особенно у стабильных стран — это практически безрисковый актив. С другой стороны, не у всех стран уровень [долга] отличается стабильностью. Россия в этом плане находится в хорошем положении — у нее очень низкий объем государственного долга по отношению к ВВП — она стабильна макроэкономически.
Что касается российской банковской системы, то после ее падения ситуация стабилизировалась. Поскольку банки предлагают многим заемщикам кредитные каникулы, мы пока не видим серьезного роста просроченных платежей. Насколько серьезны эти проблемы, мы увидим к сентябрю.
Продолжение банковского тренда на цифровизацию означает, среди прочего, снижение занятости в этой сфере. При этом востребованы будут все, кто умеет работать с большими данными, специализируется на машинном обучении. Банки будут стремиться задействовать искусственный интеллект, чтобы более эффективно предлагать свои продукты. Любопытно, как будет развиваться «Маркетплейс» — проект, который реализуется под эгидой Центрального банка и планируется как [площадка для доступа] потребителя к финансовым услугам практически во всех областях. Мы сможем открывать депозит и брать кредит в любом банке, покупать страховые полисы, получим доступ к финансовому рынку.
Возобновляемые источники энергии — отрасль, которая может получить очень хороший толчок. Каждый день оценки того, насколько именно упадет спрос на нефть, меняются — это совершенно новый тип кризиса, с которым нефтяная промышленность еще не сталкивалась. В связи с этим [активизировался] тренд на снижение выбросов, к которому присоединяются даже нефтедобывающие компании. Например, за последние два месяца Shell и BP объявили, что собираются сделать свою добычу нефти углеродно-нейтральной к 2050 году или раньше. Кроме того, несмотря на кризис, практически каждую неделю появляются сообщения о новых проектах — в Китае, в Европе, в США: мощности солнечных модулей кардинально наращиваются, в среднем в два раза, обсуждаются проекты «зеленого» водорода.
Из-за чего падает спрос на нефть? Это связано с падением спроса на авиакеросин и бензин — из-за меньшего количества поездок. Что в сумме составляет примерно треть общего объема спроса. Сейчас у нас высокие запасы нефти, и спустя какое-то время после того, как экономика вернется к нормальному режиму, эти остатки всё еще будут распродаваться.
Что касается рынка газа, в Европе российский газ уже конкурирует со сжиженным природным газом из Америки. В США проблемы со сланцевой нефтью: добывать ее дорого, проекты сворачиваются. А основная доля их газа — это попутный газ, и его теперь добывают меньше. Соответственно, цены на него будут расти. Из-за неопределенности в ближайшее время не приходится ждать новых инвестиционных решений, что в перспективе — через 5–15 лет — может привести к тому, что предложения нефти может не хватать.
Интересна [участь] фармацевтики. Казалось бы, вот она — отрасль, которая должна выигрывать во время пандемии. С одной стороны, спрос на препараты, которые помогают в борьбе с вирусом, действительно повысился. С другой, государство и общество оказывают давление, чтобы цены на препараты не поднимались.
Кроме того, поскольку здравоохранение переключилось на лечение людей с коронавирусом, спрос на ряд других препаратов [уменьшился]. То есть в одном сегменте мы выигрываем, а в другом проигрываем. Ряд проектов связан с финансированием поиска новых антибиотиков, поскольку появляются новые штаммы, устойчивые к ним. Очень важно, чтобы эта отрасль не сворачивала исследования.
Ксавье Роле — бывший топ-менеджер лондонской биржи — говорил, что внутренняя норма доходности фармацевтической отрасли с 90-х годов падала, причем довольно сильно — практически на 50 % каждые пять лет. Сейчас она составляет примерно ноль. Это означает, что [на этот рынок] сложно привлекать капитал: исследования становятся всё более дорогими, лекарства и методы — более сложными, а процент успеха не слишком растет. Поэтому возникает важный вопрос, на который отчасти должно отвечать государство: как привлечь инвестиции в фармацевтику, чтобы [поддерживать ее] и после изобретения вакцины.
Что может предпринять государство, чтобы быстрее выйти из кризиса
— В ближайшее время государству придется поддерживать поставщиков сетевых услуг и ЖКХ. Важно, чтобы в самоизоляции мы получали свет, воду, отопление, могли пользоваться телефоном и интернетом. При этом проблема задолженностей обостряется, так как падают доходы — явно понадобятся субсидии. Возможно, придется пересмотреть и некоторые инвестиционные программы.
Разумеется, государству придется обратить более серьезное внимание на здравоохранение. В 2017–2019 годы примерно 20 % бюджета составляли расходы на администрирование и поддержку национальной экономики, около 30 % уходили на поддержку национальной обороны и полиции и чуть меньше 30 % — на социальные расходы, которые, видимо, в этом году станут больше. Наши расходы на здравоохранение — в районе 3–3,5 % по сравнению с 18,7 % в странах Организации экономического сотрудничества и развития. Очевидно, нам нужно увеличивать расходы на здравоохранение: уже были разговоры о том, что нужно инвестировать [в это направление] до 10 % от общего бюджета.
Главное, что стоило бы сделать, — проанализировать, как работает система здравоохранения в разных странах, и по итогам кризиса посмотреть, в какой стране принятые меры и система здравоохранения позволили наиболее безболезненно пройти весь цикл [пандемии]. Например, можно задуматься о том, чтобы сочетать ОМС с ДМС: оплатить людям с самыми низкими доходами все медицинские услуги, а дальше они будут сами немного доплачивать. Примерно так устроена система в Южной Корее. Нужно также думать, что для нас важнее: иметь много коек или хорошо их оснащать.
Конечно, государству придется проанализировать все принятые меры поддержки и самоизоляции, чтобы понять, какие из них оказались [эффективными]. Например, мы попытались сохранить занятость — то есть пообещали предпринимателям кредиты на выплату зарплаты. В США картина совершенно обратная — люди активно регистрируются в качестве безработных, компании сворачивают свою деятельность. Позже, видимо, начнут открываться. Какая стратегия лучше? Многие экономисты считают так: проще дать компании обанкротиться, чтобы она начала заново. Это должно стать предметом нового исследования.
Еще один вопрос — насколько правильным было изолировать всех? Есть некоторые предварительные расчеты, по которым можно было бы снизить экономические потери примерно в два раза, если бы мы изолировали только людей из группы риска. Смертность среди них тоже снизилась бы. Понятно, что на текущий момент надежной статистики нет, и это лишь одна из гипотез.
Еще один вопрос — как выходить из режима самоизоляции: кого тестировать, какие отрасли открывать. Одно из предположений заключается в том, что надо каждый день случайным образом тестировать на коронавирус 5–7 % населения. И тех, кто окажется болен, отправить в двухнедельную изоляцию, а остальным разрешить возвращаться к работе. Если сравнить издержки на тестирование и результаты, экономически это должно быть оправдано.
Развивая здравоохранение и планируя будущую политику, государству нужно учитывать старение населения. Демография меняется в сторону более пожилого населения. Соответственно, вопрос, насколько комфортно стареющему населению оставаться онлайн и насколько высока их компьютерная грамотность.
И, конечно, то, что стоит делать любому государству, — это инвестировать в фундаментальную науку, не только в медицину или околомедицину. В том числе, чтобы мы лучше предсказывали будущие эпидемии и умели на них реагировать.
Как на пандемию коронавируса реагирует петербургский бизнес, читайте в тематической рубрике «Бумаги».
Фото на обложке: unsplash.com
