Бои в Курской области продолжаются уже месяц. Из приграничных территорий эвакуировали тысячи человек. И хотя внимание к проблеме беженцев ослабло, потребности пострадавших остаются очень большими, рассказал «Бумаге» волонтер.
Петербургские организации занялись помощью беженцам с первых дней: кто-то принимает курян уже в городе, другие собирают вещи от неравнодушных горожан и отвозят их в обстреливаемые регионы.
В конце августа 2,5 тонны гуманитарного груза отвезли волонтеры независимого проекта, чья точка сбора находится на Измайловском, 20. «Бумага» поговорила с координатором Пашей Хэш об их недельной поездке, о том, как отличаются наиболее пострадавшие от войны Курск и Белгород, и какая сейчас нужна помощь в Петербурге.
— Как вы готовились к поездке?
— Самым сложным было просчитать логистику и найти транспорт, который готов поехать в Курск. Мы обзвонили огромное количество как компаний, так и частников. Кто-то отказывался сотрудничать конкретно с нами [как с независимой инициативой], другие не хотели ехать именно в Курск из соображений безопасности, что вполне понимаемо.
В итоге со мной связалась девушка из одной петербургской компании, которая тоже занимается гуманитарной помощью, но непублично. После небольшой беседы она дала контакты водителя, который сам родом из Белгорода. Он с радостью с согласился отвезти наш груз и принять участие в нашем проекте.
— Как вы добирались до Курска?
— Больше всего неприятностей нам доставил автомобиль. С ним было много сложностей технического характера. Сама контртеррористическая операция не очень ощущается (после наступления ВСУ на территорию России, в ночь с 9 на 10 августа, в приграничных областях — Курской, Брянской и Белгородской — ввели режим контртеррористической операции — прим. «Бумаги»). В самом городе, конечно, большая концентрация военных: от военной полиции до военной техники, УАЗиков, машин скорой помощи в маскировочных сетях.
Лично ко мне пришло осознание, что мы в прифронтовом городе, когда увидели блокпосты на въездах. Окончательно всё закрепилось, когда мы только-только заселились в нашу съемную квартиру и началась воздушная тревога. Так меня встретил Курск.
— Какая обстановка в самом городе?
— Важно отметить, что город живет, это очень радостно видеть. В Курске работают рестораны, бары, клубы, кинотеатры, кафешки. Если закрыть глаза на повышенную концентрацию военных, его легко спутать с обычным мирным городом, пока не начнется тревога. Она звучит по 10–20 раз за день.
Иногда ракетная опасность длится два часа. Но люди будто не обращают внимания на нее. Вообще в стране есть положение, что во время ракетной опасности общественный транспорт должен останавливаться, высаживать пассажиров и стоять до окончания сирены. В Курске этого не происходит: автобусы едут дальше, пешеходы не останавливаются. Весь вой на фоне воспринимается как какое-то недоразумение.
Сперва нас это удивляло, мы засыпали и просыпались под звуки воздушной тревоги, но после почти недели мы сами к этому привыкли. Шутки были, наверное, единственным, что спасало психику для нас, находящихся там петербуржцев.
До поездки после новостей и в государственных, и в либеральных медиа мне казалось, что обстреливают именно Курскую область. Не так активно пишут про то, что обстреливают сам Курск — но на деле это ощущается даже в отдаленных от фронта районах города. В госСМИ это будто бы замалчивается. Однажды мы шли по Курску с коллегами, беспилотник сбили прямо над нашими головами. Пока военные, нужно отдать должное, справляются с обстрелами.
— Как выглядела ваша работа в Курске?
— В первую очередь мы развозили собранную в Петербурге гуманитарную помощь в дружественные нам точки в Курске, к нашим партнерам по проекту, которые собирают заявки на конкретные запросы, выдают и развозят вещи и продукты беженцам.
Основной запрос беженцев — это одеяла, подушки, постельное белье. Крайне не хватает одежды больших размеров. Нужны также гигиенические принадлежности.
— Я помню фотографии в первой половине августа, как толпы беженцев стоят в очередях хотя бы за едой и сменной одеждой. Сейчас такое наблюдается?
— Сейчас в основном люди уже расселены по ПВРам, где их обеспечивают самым необходимым. Там, как правило, работают столовые, туда привозят с той или иной периодичностью продукты и предметы первой необходимости.
Кроме того, в Курской области функционирует «Красный крест», который расставил в городе палатки с пунктами выдачи гуманитарной помощи. Там действительно до сих пор почти ежедневно собираются толпы.
— В каких условиях живут люди в ПВРах?
— Часть ПВРов находится в зданиях: в общежитиях вуза, откуда выселили студентов, или в переоборудованных детских лагерях. Есть второй тип — это палаточные лагеря, организованные МЧС. Но в таких нам побывать не удалось, про них я знаю со слов местных волонтеров.
Вообще всех беженцев размещают в условиях строжайшей секретности. Все пункты патрулируют военные с автоматами. Попасть в ПВРы очень проблематично, что осложняет работу гуманитарных проектов. Ты вынужден пройти десяток инстанций и договориться с людьми из администрации.
Мы посещали один из первых открывшихся в городе пунктов размещения с эвакуированными жителями Суджи и Суджанского района: бабушками, дедушками, обычными семьями с маленькими детьми из сел. Во всех ПВРах поразительное количество хтони (природного, аутентичного — прим. «Бумаги») — это на уровне ощущений. Обитатели там — глубинный народ, который всю жизнь прожил в деревушке, а сейчас они оказались в комнате общаги на четыре человека.
Больше всего мне запомнились дети. Как только я приехал в один из ПВРов, я увидел девочку, которая ходит там в кроссовках на пять размеров больше, чем ее нога. Сразу понятно, каким образом эта обувь ей досталась и что других кроссовок у нее просто нет.
Дети всегда рады видеть гуманитарщиков: подбегают, облепляют, просят те или иные вещи. Это может быть чем-то действительно необходимым. Иногда это игрушки, мячи, самокаты, которые важны для хоть какой-то нормализации их жизни. Один мальчик подошел ко мне с рассказом о том, что очень хочет себе кольцо. «У меня было свое, мне его подарил папа, но я его потерял. Пожалуйста, привезите для меня кольцо», — говорил этот мальчик. А у меня руки в кольцах. Я отдал ему одно из своих, оно ему подошло.
— Что рассказывают беженцы?
— Разумеется, люди в ПВРах растеряны и напуганы, до сих пор не понимают, что происходит. Они не знают, что их ждет и сколько еще им придется жить во всяких бараках. И это самое страшное.
Кто-то из беженцев экстренно покидал свои дома, у кого-то эти дома уже были разрушены, у многих в зоне боев по-прежнему находятся близкие люди, родственники, знакомые. С оставшимися на оккупированных территориях поддерживать контакт практически не удается: там банально отсутствуют интернет, связь и электричество.
Беженцы, безусловно, ощущают поддержку как от государственных структур, так и от независимых проектов. Но этой помощи всё-таки мало. Масштабы происходящего настолько большие и критичные, что ресурсов всех помогающих организаций не хватает на удовлетворение потребностей и нормализацию жизни пострадавших.
— Вы собирали гуманитарную помощь в первую очередь в Курск. Как вы оказались в Белгороде?
— Изначально весь этот гуманитарный проект [сбора гуманитарной помощи] мы запускали в рамках коалиции. Это три организации: [незарегистрированная партия самовыдвиженки в президенты Екатерины Дунцовой] «Рассвет», [бывший штаб кандидатки в губернаторы и блокадницы Людмилы Васильевой] «Другой вариант» и [независимый гуманитарный проект для помощи российским мирным жителям, пострадавшим из-за боевых действий] «Сограждане». У нас много дружественных точек по всей стране, с которыми мы сотрудничаем в рамках федеральной инициативы для помощи курянам «Всем миром».
Мы как петербургская точка изначально существовали несколько обособленно и заявляли, что собираем гуманитарную помощь и на жителей Курской области, пострадавших от боевых действий, и на жителей Белгородской области. То есть мы рассчитывали на помощь нескольким регионам.
Поехать в Белгород мы окончательно решили уже во время нашего нахождения в Курске: связались с людьми и спросили, что именно им требуется. Нам прислали списки особенно необходимых вещей, мы загрузили гуманитарку в нашу машину и отправились в дорогу. В пути было очень необычное чувство: по трассе все ехали в сторону Курска, а мы по пустой дороге к Белгороду.
В Белгороде мы работали с точкой сбора и выдачи и с ребятами, которые занимаются гуманитарной помощью беженцам из приграничных районов: Шебекино, Ясных Зорей. Там мы не посещали ПВРы, но общались с местными волонтерами. Некоторые из них — тоже беженцы. Одна женщина, например, была из Бахмута, который она упорно называла Артемовском.
— Когда ты был в Белгороде, заметил ли какую-то разницу с Курском?
— Если в Курске во время ракетной опасности практически ничего не происходит, то в Белгороде с этим не шутят. Если там начинается тревога, люди бегут в укрытия — их сотни по всему городу. В местном Парке Победы укрытия стоят через каждые 50 метров. В Курск такие же бетонные коробки сейчас активно привозят — и это, думаю, несколько запоздало.
Видно, что многие белгородские укрытия повреждены обстрелами. Если внутри во время тревоги находились люди, то укрытия их буквально спасли. В самом Белгороде сильнее бросаются в глаза следы войны и боевых действий: воронки от прилетов на улице, посеченные осколками знаки, машины, автобусные остановки. Во многих коммерческих помещениях — от стоматологий до кафе —- окна заделаны мешками с песком, которые должны спасать от осколков.
Опять же, в городе при этом гуляют люди, девочки фотографируются, пары ходят на свидания. Мы лично за час увидели где-то три свадьбы. Жизнь идет до первого завывания ракетной тревоги.
Мне кажется, вся разница в поведении из-за того, что в Курске регулярные обстрелы не так давно происходят. Белгород же ощутил на себе огромное количество трагедий, прилетов, погубленных жизней, разрушенных домов. Если Курск ощутит на себе то же самое, что Белгород (чего очень не хотелось бы), то люди тоже не будут пренебрегать техникой безопасности.
— Что тебя поразило за пять дней в Курске и один день в Белгороде больше всего?
— Это довольно очевидная мысль, но, когда ты видишь всё своими глазами, это действительно меняет твой взгляд и твое мироощущение. Насколько человек способен привыкать ко всему, что происходит?
Еще я бы сказал, что в гуманитарных проектах невероятно важно посмотреть, какая действительно ситуация на местах. Это открывает глаза и позволяет понять обстановку и потребности, которые трудно осознать на расстоянии тысячи километров от Курска или Белгорода.
Мне не было страшно. Было ощущение, будто ты со стороны наблюдаешь. Осознание того, что в километре от тебя сбивали какую-то ракету, пришло гораздо позже. И как раз после поездки, в моменты рефлексии, ты понимаешь, в каких условиях ты находился. На месте не было времени на обдумывания, на страх. Нужно было работать.
— Входящий в инициативу Всем миром пункт сбора гуманитарной помощи в Москве закрылся после «давления сверху». Что происходит с вашим штабом?
— Штаб работает, мы продолжаем собирать гуманитарную помощь. Сейчас сильно упали объемы. Если раньше мы существовали благодаря публикациям лидеров общественного мнения и изданий, в том числе «Бумаги», то сейчас абсолютное большинство людей идет по листовкам. Мы развернули кампанию и расклеили сотни листовок по всему Петербургу.
К сожалению, с течением времени происходящее в Курске забывается, к этому привыкаешь, само желание помогать тоже падает — не только в Петербурге, но и в других городах. Это абсолютно объяснимо, понятно и ожидаемо, но это не может не огорчать. Тем не менее, мы продолжаем работу, мы будем работать столько, сколько сможем.
— Почему вы решили с такими трудностями везти гуманитарную помощь из Петербурга? Не было ли смысла купить всё необходимое волонтерам на месте?
— Мы об этом думали и просчитывали такой подход. Но выяснилось, что это оказывает логистическое давление на людей, находящихся в Курске. Там и так маленький волонтерский ресурс, не так много активистов, готовых участвовать в негосударственных проектах. В таком случае доставлять из Петербурга кажется более правильным и логичным решением.
Во-вторых, чисто финансово выходит дороже. На первый взгляд это может не быть таким очевидным, но после того, как мы просчитали с командой такой вариант помощи, мы пришли к выводу, что наш подход просто финансово выгоднее. Деньги у нас не бесконечные.
Конечно, нам жертвуют деньги неравнодушные граждане: петербуржцы и не только. Но мы вынуждены работать с вводными, которые у нас есть.
Фото на обложке: Михаил Терещенко / ТАСС
Как пережить сложные времена? Вместе 💪
Поддержите нашу работу — а мы поможем искать решения там, где кажется, что их нет
Что еще почитать:
- Петербуржцы собирают гумпомощь в Курскую область и принимают животных из местных приютов. Как город помогает пострадавшим от боевых действий?
- «Другая планета, где ничего не происходит». Что говорят беженцы из Коренева, Суджи и Белгорода и как их принимают петербуржцы
