Как в дореволюционной России боролись за женское образование и при чем здесь дом на Невском проспекте? Краевед Алексей Шишкин и журналистка и лингвистка Эля Новопашенная, авторы рассылки «Бумаги» с историями петербургских домов, рассказывают о переехавшей в Петербург киевлянке Анне Дитерихс, чей облик стал одним из символов эмансипации конца XIX столетия.
Одной из важнейших тем для дискуссии в российском обществе середины XIX века было предоставление женщинам права получать высшее образование. Ни в среде чиновников, ни в самих образовательных учреждениях не было единого мнения о том, стоит ли допускать девушек в университеты.
Когда в 1863 году правительство готовило новый университетский устав, вузы спросили, считают ли они возможным допуск дам к занятиям на правах вольнослушательниц.
В университетах Москвы и Тарту выступили категорически против, Петербург и Казань высказались за, а администрации Харьковского и Киевского университетов предложили и вовсе дать студенткам равные права с мужчинами. Харьковчане оказались самыми прогрессивными: они выступили за возможность для выпускниц занимать государственные должности.
В итоге устав приняли в наиболее консервативной версии.
Жаждавшие учиться девушки со средствами получали образование за границей, прежде всего в Швейцарии. Но и борьба за право учиться внутри Российской империи не утихала.
Общественные деятельницы Евгения Конради, Надежда Стасова и другие, да и многие деятели-мужчины, например педагог и организатор образования Николай Вышнеградский, активно продавливали идею высшего образования для женщин хотя бы в отдельных специализированных заведениях.
Первые так называемые Высшие женские курсы были открыты почти одновременно в Петербурге и Москве в 1869 году. Постепенно их число возрастало, а образование, которое они давали, становилось всё более фундаментальным. В 1872 году при Медико-хирургической академии открылись Высшие женские медицинские курсы, и, наконец, в 1878-м — Бестужевские курсы, фактически женский университет с систематической программой и несколькими разными отделениями-факультетами.
На улицах крупных городов появился новый типаж — «курсистка», прогрессивная девушка, получающая высшее образование.
Курсистки имели свой узнаваемый стиль. Вот как описывает его искусствоведка Ольга Хорошилова:
«Курсистки носили строгие костюмы и не любили красивых ювелирных безделушек. Их повседневной весенне-летней одеждой были шерстяные темных тонов юбки, белые блузы с отложным воротником, под который иногда повязывали косынку или галстук „нейви“, завязанный широким и свободным морским узлом. В более холодное время предпочитали надевать тайеры и строгие закрытые шерстяные платья темных тонов… Невысокий воротничок и манжеты иногда гарнировали кружевами… Среди курсисток была распространена простая гимназическая прическа — гладко расчесанные волосы, собранные в тугую косу и перехваченные темной лентой».
В живописи символом женской эмансипации стала картина художника Николая Ярошенко «Курсистка», впервые выставленная на передвижной выставке 1883 года.
Картина (которая сегодня кажется более чем безобидной!) мгновенно вызвала скандал. Мало того, что она стала самой популярной у публики, так еще и вызвала буквально полярные отзывы в прессе. Художественный критик «Санкт-Петербургских Ведомостей» Александр Ледаков, например, описал картину следующим образом: «бегущая во все лопатки, под вечер, по улице, отрепанная, антипатичная девица, с выпученными глазами, в шапке набекрень и с пледом на плечах».
Еще жестче высказался о «Курсистке» киевский правовед и публицист Петр Цитович:
«Полюбуйтесь же на нее: мужская шляпа, мужской плащ, грязные юбки, оборванное платье, бронзовый или зеленоватый цвет лица, подбородок вперед, в мутных глазах всё: бесцельность, усталость, злоба, ненависть, какая-то глубокая ночь с отблеском болотного огня — что это такое? По наружному виду — какой-то гермафродит, по нутру подлинная дочь Каина. Она остригла волосы, и не напрасно: ее мать так метила своих Гапок и Палашек „за грех“… Теперь она одна, с могильным холодом в душе, с гнетущей злобой и тоской в сердце. Ее некому пожалеть, об ней некому помолиться — все бросили. Что ж, быть может, и лучше: когда умрет от родов или тифа, не будет скандала на похоронах».
В то же время для либеральной публики картина стала одним из символов перемен в обществе. Глеб Успенский посвятил «Курсистке» целый очерк в «Отечественных записках». В наше время его слова звучат неловко и даже, может быть, шовинистски, но для той эпохи были очевидно хвалебными:
«Художник, выбирая из всей этой толпы „бегущих с книжками“ одну самую ординарную, обыкновенную фигуру, обставленную самыми ординарными аксессуарами простого платья, пледа, мужской шапочки, подстриженных волос, тонко подмечает и передает вам, „зрителю“, „публике“, самое главное… Это главное: чисто женские, девичьи черты лица, проникнутые на картине, если можно так выразиться, присутствием юношеской, светлой мысли… Главное же, что особенно светло ложится на душу, это нечто прибавившееся к обыкновенному женскому типу — опять-таки не знаю, как сказать, — новая мужская черта, черта светлой мысли вообще (результат всей этой беготни с книжками)… Вот это-то изящнейшее, не выдуманное и притом реальнейшее слитие девичьих и юношеских черт в одном лице, в одной фигуре, осененной не женской, не мужской, а „человеческой“ мыслью, сразу освещало, осмысливало и шапочку, и плед, и книжку, и превращало в новый, народившийся, небывалый и светлый образ человеческий».
Революционерка Вера Фигнер признавалась, что видела в «Курсистке» портрет поколения: «В ней просто воплощается вся наша молодежь со всем, что в ней есть свежего, чистого и искреннего». О том же писали и многие другие симпатизанты картины Ярошенко.
Значительная часть публики считала картину парной к «Студенту» того же художника, написанному в 1881 году. Существует как минимум два авторских варианта «Курсистки», наиболее канонический находится Калужском художественном музее, еще один — в картинной галерее в Киеве.
Н. Ярошенко, «Гимназистка» («Прогрессистка»), 1880 год «Студент», 1881 год
Но все-таки, при чем тут дом на Невском проспекте, 96, который я вынес в заглавие письма? А вот при чем. Именно здесь проживала героиня полотна в пору учебы на Бестужевских курсах, отсюда она спешила на занятия на Васильевский остров. Звали эту девушку Анна Константиновна Дитерихс.
Анна родилась в 1859 году в Киеве в семье профессионального военного, полковника-артиллериста Константина Дитерихса. Мать девочки, Ольга Дитерихс (урожденная Мусницкая), тоже происходила из дворянской семьи потомственных военных. Ее дед, генерал Олег Мусницкий, был комендантом Киева, воевал с турками на Дунае и против горцев на Северном Кавказе. Кстати, именно он дал девочке семейное имя Галя, которым она пользовалась большую часть жизни, хотя по документам всегда оставалась Анной Константиновной.
Детство девушка провела в Украине и на Волге, в купеческом городке Дубовка недалеко от Царицына. Она окончила женскую гимназию в Киеве, много занималась музыкой. Девушка захотела продолжить образование, но в ту пору высшие курсы в Киеве только готовились к открытию. В итоге она с матерью и сестрой Ольгой в 1878 году переехала в Петербург, где семья сняла квартиру с роялем в том самом доме Яковлева на углу Невского и Надеждинской.
Дом этот тогда был еще почти новостройкой. Его возвел в 1866–1870 годах по заказу хозяина экипажной фабрики купца Петра Дмитриевича Яковлева архитектор Михаил Макаров.
Основой для здания стал трехэтажный дом 1830-х годов, сносить который не стали ради экономии кирпичей. Только реконструировали и наростили ввысь и вширь. Это была та самая «купеческая» коммерческая архитектура эпохи Александра II, которую нещадно ругали в дальнейшем и мирискусники, и советские искусствоведы.
«Воздвигаются какие-то огромные дома с „приятными“, „роскошными“ фасадами, открываются залитые светом магазины, наполненные всякой мишурной дрянью — происходит, словом, что-то неладное, что-то даже прямо неприличное», — писал о подобных домах Александр Бенуа в 1902 году.
Дом Яковлева был фактически машиной для зарабатывания денег. Весь он состоял из арендных помещений под магазины, экипажную фабрику хозяина, склады, квартиры и многочисленные частные меблированные комнаты. Одни из них — меблирашки Кутузовой — были известны в узких кругах тем, что их владелица была определенно связана с Третьим отделением. За это комнаты любили революционеры средней руки — через недалекую хозяйку можно было легко дезинформировать своих противников.
Дитерихсы поселились по этому адресу надолго. В 1878 году Анна Константиновна поступила на историко-филологическое отделение Бестужевских курсов. Учеба должна была длиться четыре года, но фактически курсисткой она пробыла аж до 1886-го — сказался переход на естественнонаучное отделение в разгар учебы. Некоторые исследователи даже полагают, что она успела поучиться на одном курсе с Надеждой Крупской, хотя и была на десять лет старше.
Обидно, но диплом о высшем образовании Анна в итоге так и не получила. Когда пришла пора сдавать итоговый экзамен, девушка тяжело заболела и не смогла явиться на испытание. А система пересдач тогда еще не была развита.
Девушка идеально вписывалась в типаж курсистки. Всю жизнь болезненная, худая и бледная, она одновременно отличалась могучим упорством и жаждой знаний. Кроме того, она с детства удивляла знакомых тем, что терпеть не могла ярких платьев ( «Антипатия к ярким цветам у меня осталась на всю жизнь») и зеркал, прямо заявляла, что предпочла бы стать мальчиком.
Впервые в образе курсистки ее портрет написал Григорий Мясоедов в 1881 году. Но эта картина не приобрела большой известности, в отличие от полотна Николая Ярошенко. Тот искал образ «прогрессистки» несколько лет.
В 1880-м он написал румяную молоденькую «Гимназистку», но в итоге пришел к более суровому и драматичному образу. В поисках его он специально знакомился со все новыми представительницами петербургской учащейся молодежи. В финале работы он взял за основу детали внешности своей знакомой Анны Дитерихс, омолодив ее на несколько лет, но обобщил их, сделав более типичными.
Другими прототипами курсистки с полотна искусствоведы называли Марию Невротину, супругу брата художника Елизавету Шлиттер, общественную деятельницу Надежду Стасову.
Но все-таки образ Дитерихс однозначно оказался для картины-хита ключевым. В дальнейшем Ярошенко еще не раз рисовал Анну Константиновну. В 1890 году он написал с нее картину «В теплых краях», а кроме того неоднократно делал комические наброски с ее фигурой.
Еще во время учебы на Бестужевских курсах, в 1885-м, Анна начала работать в издательстве «Посредник», учрежденном Львом Толстым для печати дешевых и нравоучительных художественных книг. Там она стала одновременно секретаршей, корректоршей и редакторкой — одним словом, человеком незаменимым («реально исполняла обязанности корректорши, конторщицы, компиляторши и помощницы редактора, писала редакционные заметки, составляла № журнала „Свободное слово“, вела сношения с типографией и проч.»).
В редакции «Посредника» она познакомилась с самим Толстым, и с его ближайшим сподвижником и секретарем Владимиром Чертковым. С благословения духовного учителя Владимир и Анна обвенчались в 1886 году в Казанском соборе.
После этого молодая семья уехала из Петербурга, а остальные Дитерихсы прожили в Петербурге в доме Яковлева еще два года.
Анна и Владимир Чертковы на многие годы остались преданными сторонниками и популяризаторами толстовского учения и организаторами колоний толстовцев по всему миру.
Кроме того, Анна стала собирательницей фольклора, писательницей и поэтессой, журналисткой. Широко известной стала ее опубликованная в Киеве статья «Как я стала вегетарианкой». В ней женщина утверждала, что переход на растительное меню по идейным соображениям дался ей трудно, но в итоге не подорвал, а даже укрепил ее слабое здоровье.
Именно Черткова, прожив с мужем в Британии 11 лет (их выслали из России в 1897-м за помощь духоборам, раскольникам-пацифистам), в 1900 году составила «Практический учебник английского языка, предназначенный для русских поселенцев в Америке». Наконец, она славилась среди знакомых как музыкантка и певица-любительница.
Черткова умерла в Москве в 1926 году. К тому времени написанная с нее картина уже считалась классикой реалистического искусства. В дальнейшем Советский Союз неоднократно отправлял ее в том числе на международные выставки как символ русского суфражизма XIX столетия. В итоге «Курсистка» вошла даже в школьные учебники и учительские хрестоматии в качестве возможной темы для сочинений.
Что здесь делать
- Посидеть в одном из фастфудов в первом этаже дома. Наслаждаясь жирной и вредной едой, вспомнить, что вы в историческом месте! Под панелями и слоями штукатурки скрываются росписи начала ХХ века, заказанные некогда хозяином располагавшегося здесь тогда ресторанчика «Бристоль». Стихи про это кафе даже печатались век с лишним назад в петербургских газетах:В минуту жизни трудную, Теснится ль в сердце грусть, Одну дорогу чудную Я знаю наизусть. Дорога та по Невскому Ведет в кафе Бристоль Предел там горю резкому, Там стихнет сердца боль. В него идти, хотя б с Морской, Совсем не далеко, Побыть же там часок-другой Приятно и легко Естественно, заказчиком публикации этих стишков был хозяин того самого кафе в доме Яковлевых. Название «Бристоль» сохранялось за кафе аж до самой Великой Отечественной и только в результате послевоенной реконструкции оно стало молочным кафе «Ленинград» и пекарней, они в свою очередь просуществовали вплоть до Перестройки.
- Загляните во двор дома и подивитесь его внушительному размеру. Всё дело в том, что 100 лет назад вместо газона, кустов и парковки в нем находился один из первых в городе железобетонных гаражей. Его выстроила в начале 1910-х годов фирма «Бодо Эгесторф», про которую мы как-то писали отдельный выпуск рассылки. Заказчиком была располагавшаяся по этому адресу авторемонтная фирма хозяев дома, купцов Яковлевых. Торговый дом и экипажная фабрика «П. Д. Яковлев» охотно ремонтировала первые петербургские грузовики и легковушки, а заодно и продавала готовые европейские машины, в том числе и марок Mercedes и Reno. Здание гаража-мастерской снесли уже в советскую эпоху в рамках кампании по урегулированию дворов.
- Прогуляться по улице Маяковского, бывшей Надеждинской, и выбрать самый красивый дом. По пути к Литейному заметить: барельеф над бывшим въездом в арку здания управления государственного коннозаводства, нестандартный детсад, собранный из типовых панелей в 1970-х годах, дом с фигурой Люцифера над карнизом и старинную деревянную дверь парадной.
Что еще почитать:
- Маршрут для прогулки по летнему Петербургу с остановками у домов из рассылки «Бумаги». 12 км, 10 точек, 2,5 часа пешком.
- Императорские экипажи и кресло раввина. Краевед Алексей Шишкин нашел шесть утраченных в XX веке музеев Петербурга.