Как немецкая студентка приехала в Петербург, чтобы помогать «трудным» подросткам
— В Германии я училась на социального педагога, со школы изучала русский язык и поэтому хотела пройти стажировку в России. Не могу сказать, что хотела приехать именно в Петербург, — просто так сложилось. Совершенно случайно наткнулась на конференцию местной общественности о проблемах беспризорников, там познакомилась с человеком, возглавлявшим пункт помощи уличным детям «Лазарет», — и договорилась с ним о стажировке.
Во время стажировки я наблюдала за тем, как работает социальный пункт помощи у Московского вокзала, где предлагали медицинскую, психологическую и материальную поддержку беспризорникам. Подключалась к разным задачам — например, помогала врачам переводить описания лекарств из Германии или отбирала гуманитарную помощь.
Вскоре я поняла, что мне там мало места. Ведь еще я училась на театрального педагога и очень хотела попробовать поиграть с детьми в театр. Я нашла клуб, где было помещение и свободное время — и стала собирать первых детей. Там же я познакомилась с актрисой Натальей, с которой мы вместе начинали проект с цирком.
Как появилась идея «цирка для хулиганов» и какие сложности были во время работы
— С детьми было сложно играть в театр, так как им не очень нравится театр сам по себе. Я тогда жонглировала, училась кататься на одноколесном велосипеде, поэтому пришла мысль, что с театром можно объединить цирк. Это детям нравилось больше.
С первыми детьми, которых мы звали в цирк, мы познакомились еще в 1999-м, во времена моей стажировки. Я просто приглашала тех, с кем работала в пункте помощи. Мы с Натальей также набирали детей на улице, кроме того, были ребята из детского клуба, где мы занимались.На предложение «играть в театр» дети реагировали по-разному. Многие присматривались и уходили. Было сложно их удерживать, главным образом тех, кто приходил с улицы. С ребятами из бедных или сложных семей было полегче. Тогда мы их не звали в такое грандиозное предприятие, как цирк. Просто говорили, что играем, жонглируем, акробатикой занимаемся.
Окончив стажировку, я вернулась в Германию, а Наталья продолжила заниматься в детском клубе. Мне тоже хотелось продолжить, но я понимала, что проект надо сделать привлекательным именно для сложных подростков. Поэтому я начала разрабатывать собственную концепцию цирка, а также отправлять заявки на различные гранты. В конце концов мне удалось получить деньги, и в марте 2000 года я вернулась в Петербург с артистами из Германии.
Поначалу было тяжело. Не получалось подобрать педагогов и артистов, которые могли бы общаться со сложными детьми. Сталкивались и со множеством бытовых проблем. Например, с нами работал клоун, который хорошо привлекал детей с улицы, но не мог регулярно ходить на репетиции.
После первого месяца мне хотелось всё закончить — казалось, что ничего не получается. Но в марте 2000 года ко мне присоединилась режиссер Лариса Афанасьева, которая и сейчас руководит цирком — с ней я поняла, что всё работает. Появилась новая энергия, новые идеи, стали набирать артистов и создавать команду. Лариса хорошо общается с ребятами с улицы, ей интересна вся эта «хулиганская тема».
С марта всё это уже называлось цирком, а в апреле мы придумали название. «Упс» — от того, что у нас всегда что-то падало.
Кто поддерживал проект «Упсала цирк» в России и Германии и как проходили первые выступления
— Нас многие поддерживали, без этого бы проект не состоялся. Когда я писала заявку на грант, чтобы мне дали стипендию и возможность поехать на очередную стажировку, мне помогала организация «Немецко-русский обмен». Им понравилась идея и они помогали мне в фандрайзинге — рассказывали, где искать деньги, как делать заявки.
В Петербурге нас и меня лично поддерживала Маргарете фон дер Борх, создательница фонда «Перспективы». В 1990-х она также занималась уличными детьми. Также помогала Маша Островская (сейчас президент фонда «Перспективы» — прим. «Бумаги») — практически шефство взяла над нами. Были и другие организации, которые давали деньги, были меценаты, какие-то маленькие российские фонды. Но основное финансирование шло из Германии.
Первое время у нас были не совсем выступления, а небольшие показы номеров на улице, в том числе для того, чтобы привлечь других ребят. Это обычно делали артисты и кто-то из молодых, кто уже чему-то научился.
Тогда у нас не было места, и мы выступали на совершенно разных площадках, на которые нас приглашали, в том числе и на улицах. А в 2000 году Лариса сделала с ребятами номер, с которым мы выступили на фестивале цирка Cabuwazi в Берлине. Он назывался «Услышать сердцем».
Почему не все дети оставались в «Упсала-Цирке»
— Когда я работала в пункте помощи беспризорникам, я видела детей, которые день и ночь проводили на улице. Хотелось предложить им место, где они могут быть, пока решают, что делать дальше — идти в приют, в семьи или оставаться на улице. Я задумывала цирк как увлекательное место сопровождения для детей, которые оказались в опасности. К сожалению, то, о чем я мечтала, не совсем удалось создать.
Дети приходили только днем. С некоторыми удалось выстроить долгосрочные отношения, но это были те, которые все-таки жили в семьях. Они убегали из дома или могли не ходить в школу. Как правило, потому что голодали или имели конфликты дома.
Те, которые всегда жили на улице, не задерживались надолго. Мы не могли найти им место для ночлега, и у них были свои жизни [на улице]. С ребятами из детских домов тоже сложно — они были уже вовлечены в групповую жизнь в своем учреждении.
Почему Астрид ушла из «Упсала-Цирка» и как проект изменился за 15 лет работы
— Я ушла из «Упсала-Цирка» в 2005 году. Поняла, что устала и мне не удается делать всё, что я хотела. В тот момент всё уже было хорошо, мы нашли место на территории школы № 25 в Петроградском районе, поставили шатер. Финансовое положение тоже было нормальным — например, гонорары платили такие же, как в других социальных организациях.
Тогда же мы смогли взять в штат социального работника, психолога, вели работу не только с детьми, но и с семьями. Я всегда считала, что вырасти у родителей лучше, чем в любом, даже хорошем детском доме.
В творческом плане мы тоже были признаны — ездили на различные международные фестивали. В 2003-м у нас было первое большое турне: нас пригласили в Германию в рамках германо-российских дней культуры — вместе с Мариинским театром и Малым Драматическим.
Однако проблемы оставались. После возвращения из турне мы лишились помещения: были сложности с администрацией Петроградского района, с комитетом по молодежной политике. Нам предъявляли странные формальные претензии, например, что у нас не оформлен педагог-организатор. Мы предлагали разные кандидатуры, но они не одобряли. В конце концов нас просто выгнали оттуда.
Это было довольно неожиданно для нас — мы как раз вернулись из международного турне, получили признание в Германии, и в России тоже. Тогда я пошла к директору школы № 25, рассказала про цирк, и он поддержал нас и взял под свое крыло.
Сейчас я всегда с удовольствием хожу на выступления цирка. Иногда просто заглядываю в гости или на какие-то события. С момента моего ухода «Упсала» сильно изменилась — они выросли в плане пространства (с 2012 года цирк находится на территории УК «Теорема» в бизнес-центре «Бенуа», там стоит детский цирковой шатер — прим. «Бумаги»), создали еще один проект «Пакитан», увеличили количество сотрудников. Раньше мы всё делали как энтузиасты, а сейчас у них большой штат и у каждого свои задачи.
Детей тоже стало больше. В начале мы сопровождали две группы, где-то 25 человек, больше было невозможно. Сейчас в «Упсале» четыре или пять групп. Идея осталась прежней — заниматься с «хулиганами», как-то влиять на их жизнь. Но требования к подросткам выросли, теперь нужно хорошо постараться, чтобы остаться в цирке. Они и сами говорят, что это большой труд.
Чем Астрид занималась после цирка и зачем пишет диссертацию об «Упсале»
— После ухода из цирка я стала руководительницей организации немецко-русского обмена в Петербурге. Там мы занимались волонтерством, просветительскими фестивалями, а также сопровождением немецких делегаций.
С 2013 года я пишу PhD-диссертацию в Свободном университете Берлина о социальных цирках. Для нее я проводила интервью с детьми и сотрудниками двух проектов в Петербурге и Берлине, в том числе «Упсалы».
Во время интервью дети рассказывали, что произошло с ними после того, как они попали в цирк, чем занимались до этого. По их рассказам я поняла, что все они хотели включиться во что-то важное и интересное. Там они начали развивать свое тело, поняли, чем хотят заниматься в будущем и нашли других людей — детей и взрослых. Им важно, что они открыли для себя такой мир.
В Берлине и Петербурге проекты различаются. В Германии дети занимаются по два или три дня в неделю, а в России — по пять раз плюс выступления в выходные. Из-за интенсивности различается и эффект. Если ребенок занимается чаще, то он больше вовлечен — начинает сильнее переживать за цирк, чувствует себя его частью.
При этом нельзя сказать, хорошо это или плохо. Это и ресурс, и опасность — иногда из-за такой сильной вовлеченности могут страдать другие сферы жизни, например школа.
Чем различаются «трудные» подростки в Берлине и Петербурге и почему российские беспризорники винят в своих проблемах себя
— Ребята из цирка в Берлине больше хотят заниматься сами. Там сильнее установка на то, что они творцы и сами в группе создают шедевры. Они хуже справляются, если режиссер им дает картину. В Петербурге дети не так привыкли самостоятельно что-то создавать и импровизировать. Они рады, что есть профессионалы, которые их сопровождают. Это связано с разными педагогическими и творческими подходами.
Еще одна существенная разница в том, что необеспеченные немцы (те, чьи родители или они сами получают пособие) отмечают социальную несправедливость их непривилегированности — они видят материальное отставание от сверстников и от этого возникает чувство обделенности.
Трудные дети из России говорят о своем индивидуальном «неправильном» поведении, которое привело их в коррекционные школы или на улицу. Они не видят, что бедность родителей — последствие общей социальной несправедливости, например, в виде низкой оплаты неквалифицированного труда. Это стало для меня удивительным открытием.
