Во время войны потребности читателей в России изменились, выяснила «Бумага». Сама роль книг стала важнее — они нужны не только для чтения, но и как основа для объединения в сообщества.
Российские власти давят на издателей и изымают тиражи. Обход этих запретов для кого-то приобрел отдельный смысл.
Мы поговорили с участниками книжного рынка, создателями книжных клубов и читателями. Рассказываем, с чем связана популярность клубов в России, какая литература становится всё более востребованной, как издатели и продавцы занимаются самоцензурой, а читатели охотятся за запрещенными книгами.
Популярность книжных клубов растет
В 2022 году петербурженка Марина Жуковец, литературный редактор в издательстве «Речь» и мама двухлетнего сына, создала «кинокнижный клуб для мам». Ее целью было помочь женщинам не оставаться в одиночестве, рассказала Марина «Бумаге».
Сообщество сложилось небольшое — буквально на 100 участниц — но востребованное. В какой-то момент на фоне войны в Украине у Марины опускались руки. «Мне стало казаться, что моя работа вообще бесполезна», — говорит петербурженка; она не могла ни работать, ни читать и решила оставить клуб. Но участницы продолжили собираться и убедили Марину вернуться.
Похожий перерыв тогда был и в работе одного из самых известных в городе книжных клубов, который создала научная сотрудница Эрмитажа Анна Озеркова. Он работает так: Анна объявляет книгу месяца и дату встречи. Те, кто могут, встречаются для обсуждения в Петербурге, другие подключаются в Zoom.
Популярность книжных клубов в России начала расти еще до полномасштабной войны, считает литературный критик Александр Гаврилов, и в 2022-м это продолжилось. В октябре того года он с командой премии «Просветитель» (она ежегодно вручается за лучшие научно-популярные произведения на русском) запустил такой клуб, чтобы научить людей читать научно-популярные книги.
Скоро стало понятно, что с растущим спросом один клуб не справляется, «нужно было где-то искать модераторов или обучать их», объясняет Гаврилов. И в 2024-м «Просветитель» открыл курсы для тех, кто хочет создать собственный книжный клуб. Сейчас курсы «Просветителя» посещает уже около 300 человек — часть из них живет в эмиграции, часть собирается вживую в российских книжных, кафе и библиотеках.
Гаврилов видит причину популярности книжных клубов в том, что сейчас люди как никогда нуждаются в пространстве, где могут обсуждать свои мысли и эмоции. Так одна из студенток курса рассказала ему, что создала клуб только для женщин — не для того, чтобы они именно читали книги, но чтобы поверили, что имеют право говорить о пережитом эмоциональном опыте.
Некоторые участники клуба Анны Озерковой теперь тоже создали собственные сообщества, перенеся в них полученные знания и механизмы, говорит она.
— Многие формируют близкое по духу сообщество. Думаю, что внутренняя потребность успокоиться среди своих — тут главное.
Клубы стали пространством безопасности и поддержки
С начала полномасштабной войны функции книжных клубов изменились, отмечают все собеседники «Бумаги», — они стали, в первую очередь, пространствами безопасности и стабильности. Как рассказывает Александр Гаврилов, в каких-то случаях создание такого пространства потребовало раскола и сужения границ сообщества.
— Организаторы говорили, например, «кому нравится это безумие [война], пожалуйста, уйдите, я не смогу с вами больше обсуждать Хармса и Достоевского». А потом с ужасом наблюдали, как участники клуба выходят из чата.
В клуб Анны Озерковой после начала войны участники зачастую приходили, не прочитав заявленных книг. Они говорили, что хотят держаться вместе и своими глазами видеть, что всё продолжается, несмотря на то, что реальность поменялась. «Знать, какую книгу ты прочитаешь следующей, — это тоже зона стабильности», — объясняет Анна.
Петербурженка Елена Сылова, ведущая детские и взрослые книжные клубы, считает, что необходимость прочесть книгу к определенной дате приносит в жизнь ту самую рутину, которую рекомендуют специалисты в период страшных событий: «ты не можешь изменить эти события, но можешь дать себе опору».
Та же мотивация привлекает в книжные клубы людей, которые живут вблизи военных действий, считает Александр Гаврилов. «Человеку, который сидит в ванной с ноутбуком на коленках, хочется разговаривать про прочитанную книгу, а не только трястись от мысли, свалится ли на него сейчас потолок», — описывает он.
Марина Жуковец признается, что ей было сложно общаться в людьми в рамках клуба, не понимая их позиции.
— Я какое-то время только организовывала встречи. Сразу предупреждала участниц, что я сейчас читать не могу. Участницы сами всё читали и обсуждали.
Гаврилов подтверждает, что само чтение отошло на второй план: «происходящие в мире события настолько ошеломляли и ужасали, что было не до книг». Важное преимущество клубов перед другими горизонтальными сообществами он видит в наличии модератора — человека, который защитит от нападок и конфликтов.
— Ты возвращаешься в читательский клуб снова и снова, и это позволяет тебе пережить ощущение причастности. Каким бы одиноким ты себя ни чувствовал, но раз в месяц у тебя есть книжный клуб, на котором тебя ждут и хотят, чтобы ты сказал что-то о книге, — добавляет Александр Гаврилов.
Во время войны изменились читательские потребности
По словам основателя книжного магазина «Все свободны» Артема Фаустова, весной 2022 года люди начали интересоваться историей диктатур, тоталитарных режимов, историей войн. Продажи книг на эти темы резко выросли. Кроме того, люди раскупали книги антивоенных авторов середины XX века — Ремарка и Хемингуэя.
Существуют две читательские стратегии, о которых говорят собеседники «Бумаги». Первая — это чтение как поиск ответов. Такой подход близок, например, книжной блогерке Евгении Власенко:
— Я читаю современную литературу, чтобы лучше понять мир, в котором живу. И для книжного клуба стараюсь выбирать книги, которые позволяют сделать это наилучшим образом. Сегодня это главным образом книги о травме, эмиграции, поколении миллениалов, разнообразии видов сексуальности, феминизме, капитализме, постсоветских флешбеках, культурной апроприации и идентичности.
С ней согласны Марина Жуковец и Анна Озеркова. А Александр Гаврилов считает, что чтение было и остается скорее подвидом медитации:
— Я считаю, что современный человек очень раздерган. Он постоянно существует в множестве каких-то контекстов. И поэтому так высоко ценится ощущение единства себя, цельности. Такое ощущение появляется, когда мы погружаемся в музыку, в какой-то религиозный опыт или когда мы читаем.
Чем дальше, тем меньше читателей интересуют ответы и исторические аналогии, тем больше в книгах ищут возможность отвлечься.
— Еще в 2020 году люди обнаружили, что мудрости в книгах нет — научно-просветительская и бизнес-литература нас подвели, — но есть поддержка и утешение. И поддержки и утешения намного больше в литературе художественной, — рассказала литературный обозреватель Галина Юзефович в утреннем шоу «Бумаги» «Луч». Она ссылается на статистику по продажам в России последних лет.
Этот тренд сейчас подтверждает Артем Фаустов. В 2024 году заметно, что «людям надоело читать литературу факта».
— В мае [2024-го] из-за длительных выходных книги в магазине закончились и сильнее всех опустел раздел художественной литературы. Чего раньше никогда не было, — говорит директор магазина «Все свободны».
Анна Озеркова и на своем примере отмечает, что в беспокойное время повествовательные произведения читать проще:
— Мое любимое сейчас — систематически заполнять лакуны, читая «Дар» Набокова и «Разговор в Соборе» Льосы. Мои знакомые нередко предпочитают переждать турбулентность в чтении научной фантастики, готических романов, веселого треша и мемуаров великих. Много читают об эмиграции, о судьбе и личных трагедиях.
Книг в России издают всё меньше
Выросший спрос на художественную литературу столкнулся с кризисом книжного рынка. Проблемы возникли по двум направлениям: экономическому и политическому. Из-за этого тираж книг в 2023 году упал 14,5 %, а ассортимент — на 11 % (а по сравнению с допандемийным 2019-м — на 16 %).
Как рассказал «Бумаге» представитель одного из петербургских издательств, в апреле-мае 2022 года из-за санкций у типографий возникли проблемы с оборудованием и бумагой, из-за чего цены на книги выросли, а продажи упали. До конца импортозаместить расходные материалы так и не удалось.
Руководительница направления young adult в издательстве АСТ Ольга Кузнецова пишет, что после теракта в «Крокусе» в марте 2024 года из типографий начали принудительно высылать рабочих, цены на ручной труд выросли. Запчастей для иностранного оборудования нет.
Одновременно с ростом цен падает покупательная способность основной аудитории книжных, говорит собеседник «Бумаги» в петербургском издательстве:
— Все отчитываются, как растут средние зарплаты и доходы населения, но если вникнуть в эту ситуацию поглубже, то выяснится, что население, у которого растут доходы, — это сотрудники оборонной промышленности. Это не основа книжного рынка России. Они покупают телевизоры.
Открытой цензуры мало, но давление ведет к самоцензуре
Издатели говорят, что разнообразие издаваемых книг сокращается также из-за цензуры и самоцензуры. В мае 2024-го, по информации собеседника «Бумаги» из этой сферы, по городским издательствам прокатился вал прокурорских запросов, связанных с книгами «иноагентов». Прокуратура выясняла, какие книги «иноагентов» компании издают, как их маркируют, как упаковывают. Об изъятии книг, по словам сотрудника издательства, речи не шло, но общую напряженность в профессиональной среде усилило:
— Люди не хотят печатать [некоторые книги], печатают меньшим тиражом. Если печатают, то не все продавцы готовы их продавать. У нас падает количество авторов и наименований. Издатель, получив рукопись, вынужден теперь заставить редактора не просто ее редактировать, а попутно изучать ее на предмет наличия спорных тем. Если эти темы наличествуют, то устроить какое-то совещание по поводу того, как они наличествуют, в каком ключе, что с этим делать. Кому-то проще просто не печатать [конкретную книгу].
Предупреждением для многих издательств стала ликвидация Popcorn Books, выпустившего роман Елены Малисовой и Катерины Сильвановой «Лето в пионерском галстуке». Из-за этой книги в январе 2023-го против Popcorn Books возбудили первое в России дело об «ЛГБТ-пропаганде». А в апреле появилась информация, что юрлицо издательства ликвидировали.
По информации источников «Бумаги» в книжной сфере, власти не передают в издательства или магазины списки запрещенных книг. Есть только список экстремистской литературы. В то же время издатели боятся преследования и прибегают к самоцензуре, отказываясь от печати отдельных книг.
По мнению Артема Фаустова, было бы гораздо проще иметь на руках конкретный список или четкие инструкции что именно считается «запрещенным»:
— Представьте, в магазине тысячи наименований, не один книготорговец не способен прочесть даже десятую часть того, что он продает. Я не могу просмотреть все книги на предмет того, есть ли там описание «нетрадиционных сексуальных отношений». Но боюсь, задачи разъяснить нам что-то не стоит. Есть задача напугать.
Отсутствие списков запрещенных книг подтвердила «Бумаге» и продавщица в небольшой книжной лавке при государственной институции. По словам девушки, руководство иногда по своей инициативе просило снять с полок какие-то книги, например Сорокина, Янагихару, Лив Стремквист или комикс Тилли Уолден «Пируэт».
В этих условиях крупные книготорговцы сами разработали инструкцию, что нельзя продавать. В пресс-службе онлайн-маркетплейса «Мегамаркет» (его контролирует «Сбер») подтвердили «Коммерсанту», что в связи с принятием закона о «запрете пропаганды ЛГБТ» по инициативе Ассоциации компаний интернет-торговли «все участники книжного рынка» составили подцензурный список, куда вошли, например, книги Стефана Цвейга, Вирджинии Вульф, роман Федора Достоевского «Неточка Незванова», а также «Портрет Дориана Грея» Оскара Уальда и «Декамерон» Джованни Боккаччо.
Издание «Агентство» убедилось, что больше половины книг из списка действительно нет на «Мегамаркете» и десятки книг отсутствуют на Wildberries и Ozon.
Получили инструкции и государственные библиотеки. В распоряжении «Бумаги» есть список книг, якобы содержащих «пропаганду ЛГБТ», которые потребовали убрать с полок районных петербургских библиотек. Кем он был составлен, неизвестно. В нем, например, «Голубое сало» и «Тридцатая любовь Марины» Владимира Сорокина, «Миттельшпиль» Виктора Пелевина и «Содом и Гоморра» Марселя Пруста.
Обход цензуры становится вкладом в борьбу с несвободой
Сообщение об изъятии романа Сорокина «Наследие» вызвало большой ажиотаж, рассказывает Артем Фаустов. В известных ему магазинах изымать роман не пришлось, поскольку книгу, также как «Дом на краю света» Майкла Каннингема и «Комнату Джованни» Джеймса Болдуина, раскупили в считанные дни.
Так произошло и с биографией Пазолини — издательство АСТ выпустило ее с закрашенными фрагментами и целыми страницами, в которых цензор усмотрел «пропаганду ЛГБТ». В издательстве подчеркнули, что теперь книга стала «артефактом эпохи» и «атрибутом художественного высказывания».
Фаустов рассказал «Бумаге», что «Все свободны» распродали закупленную партию биографии итальянского кинорежиссера за один день. «Цензура работает обратным образом, — говорит Фаустов, — это глупость, которая только привлекает внимание».
Читатели «Бумаги» поделились, что тоже охотились за книгами и часто успевали выкупить буквально последний экземпляр в независимых книжных:
— Покупая их себе в библиотеку, ловлю себя на мысли: «Потом может и не быть», или, как пела Манижа, «Сейчас дважды не случится», — делится читательница «Бумаги» Влада. — Ты не просто приобретаешь «запрещенку», а будто бы играешь с историей в игру «Кто кого»: или я выиграю, урвав важный документ памяти, или же хаос вокруг.
Некоторые книги, отозванные издательством АСТ, можно купить на Avito по цене, в несколько раз превосходящей изначальную. Как правило, продавцы завуалированно обозначают роман Сорокина «Наследие» как «последний» или «3-я часть», имя в виду трилогию о Докторе Гарине, или просто «Н». Цены варьируются от 2,5 до 6,5 тысяч рублей за книгу или 7,5 тысяч за всю трилогию.
«Дом на краю света» Майкла Каннингема можно найти в объявлениях о продаже других книг автора. Другой способ продать запрещенную книгу — прикрыть часть обложки листом бумаги, оставив открытыми узнаваемые части оформления или изменить название так, чтобы было понятно, о чем идет речь, например, превратить «Песнь Ахилла» Мадлен Миллер в «Книгу о Трое».
Даже по завышенным ценам книги быстро расходятся. Читательница «Бумаги» Катерина рассказала, что пыталась купить «Песнь Ахилла» на Avito в мае, но все книги, даже в других городах, были забронированы.
Книги, которые из-за самоцензуры отказывались печатать в России, можно заказать из-за рубежа. Их выпуском занимались такие издательства как Freedom Letters или BAbook писателя Бориса Акунина, издательство «Медузы». В первых двух, например, всё еще можно купить роман Ивана Филиппова «Мышь» о зомби-апокалипсисе в Москве, изъятый из продажи в России Генпрокуратурой.
Freedom Letters печатает, например, книги Светланы Петрийчук, Дмитрия Быкова, Ильи Яшина и книги о войне украинских авторов. Основатель издательства Георгий Урушадзе говорит, что их профиль — «душеспасительная прикладная учебная литература для уехавших и оставшихся». В России их можно купить в электронном формате или заказать из-за рубежа. Случаев преследования за владение такими книгами не известно.
Пространство для обсуждения книг в России съежилось
Цензура и атмосфера несвободы в обществе повлияла на книжные клубы — в одних отказались обсуждать политику и всё, что может вызвать проблемы, другие эмигрировали, третьи стали закрытыми — только для узкого круга.
Книжная блогерка Евгения Власенко рассказывает, что, в отличие от других, она не стала ограничивать обсуждение политики в своем сообществе:
— Во-первых, потому что сама нуждалась в людях, с которыми можно прожить страх, стыд, ужас и отчаяние, которые мы тогда чувствовали. А во-вторых, потому что не считаю, что хоть что-то в нашей жизни находится вне политики, особенно в военное время.
Евгения вскоре покинула Россию, как и примерно треть участников ее клуба. Им важно было читать и обсуждать книги без ограничений, в том числе те, которые попадают под цензуру и выпускаются за рубежом.
— В клубе более 50 участников, большинство из которых постоянные. Мой главный страх как модератора – что однажды в клуб проникнет эшник и всё разрушит. И, к сожалению, от этого практически нельзя быть застрахованной. Мне кажется, что пока что нас защищает наша маленькость и относительная незаметность. Поэтому я не размещаю рекламу книжного клуба за пределами личных площадок, — признает Евгения Власенко.
Другой опыт у Марины Жуковец: участники ее клуба пытаются избегать опасных тем. Она говорит, что в их чате, например, есть жены мобилизованных, для которых тема войны или политики может стать опасным триггером. При этом она уверена, что среди участников клуба нет тех, кто поддерживает войну, потому что они отпали сразу после начала российского вторжения.
Для некоторых читателей в России цензура создает дополнительную мотивацию к чтению и превращает книги в личный инструмент сопротивления несвободе.
— Книги, которые запрещают, становятся неким артефактом, который греет душу. Небольшой островок мира без цензуры и его вещественное доказательство. Есть какая-то магия в бумажных книгах, а тут она еще дает силы для противостояния.
Что еще почитать:
- «Технические причины» и «безымянные» афиши. Каких спектаклей лишились петербургские театры за два года войны.
Петербургские издательства теряют доходы из-за проблем с платежами от онлайн-магазина «Лабиринт». Как это отразится на книгах.