Отдел исследований «Бумаги» вместе с JetBrains провел исследование, чтобы выяснить, почему в физико-математических школах девочек учится меньше, чем мальчиков, и что может изменить ситуацию. Мы поговорили с преподавателями, ученицами и их родителями. Исследование длилось 7 месяцев, охватило 6 самых сильных физико-математических школ Петербурга и 113 человек.
Чтобы рассказать о главных выводах этой работы, редакция «Бумаги» сделала спецпроект — с историями выпускниц и родителей, отдавших дочерей в физматлицеи, интервью с психологом и самими авторами исследования.
Почему в старших классах девочки теряют интерес к математике, в каких школах их считают менее способными к точным наукам и как конкуренция мешает успешной учебе?
Специалистка по социальным проектам компании JetBrains Дарья Холодова и руководительница отдела исследований «Бумаги» Анастасия Кудрявцева рассказывают, откуда берутся стереотипы о девочках в математике и что родители и учителя думают о гендерном дисбалансе.
Зачем проводить гендерное исследование в математических школах
Анастасия Кудрявцева: Первоначальная цель исследования была прикладной: мы хотели понять, почему [в физико-математических школах] девочек меньше и что нужно сделать, чтобы их стало больше.
У нас было несколько блоков: интервью с преподавателями, родителями и фокус-группы с детьми. На первом этапе мы говорили со старшеклассницами. У нас было две фокус-группы, в которые вошли девочки из 10–11 классов лучших математических школ города. Мы поняли, что формирование интереса к предмету и отказ от него происходит намного раньше, чем в старшей школе. То есть надо смотреть не стык школы и университета, а стык средней и старшей школ. На втором этапе мы решили спуститься на несколько ступенек ниже и провели исследование в 5–7 классах — и с мальчиками, и с девочками.
С родителями девочек мы поговорили, а с родителями мальчиков не успели, хотим еще пообщаться с ними и родителями учеников старшей группы, чтобы посмотреть на формирование образа будущего. У детей в старших классах оно уже более осознанное. То есть мы хотим создать более цельную картину и посмотреть на различия в жизненных стратегиях и сценариях мальчиков и девочек.
Гормоны и замужество: откуда берутся стереотипы, что девочки не могут добиться успеха в математике
Дарья Холодова: Основные стереотипы: женщины не могут мыслить аналитически; у них какая-то особенная «женская логика», поэтому математики из них никакие; женщинам сложные задачи не по плечу, и они им в принципе не нужны, потому что у них главная задача в жизни — выйти замуж и родить. Не нужны какие-то высокие профессиональные цели и вообще перетруждаться не стоит. Математика — это трудно, физика — тоже. Девушки туда не идут — и это хорошо.
Еще есть стереотип, что у девочек что-то не то с гормонами. Это очень весело, потому что гормонами объясняют всё подряд. Мы заметили, что в более престижных лицеях, если учителю кажется, что у девочек что-то хуже получается, он говорит: у девочек [наступает] пубертатный период, гормоны, они всё время думают о мальчиках. В менее престижных лицеях учителя говорили, что у мальчиков — гормоны, переходный период, они только о девочках думают.
Часто говорят, что у девочек в определенный момент включаются какие-то «замужественные» инстинкты и им это тоже мешает почему-то именно в математике. В литературе и языках ничего не мешает, а с математикой какая-то гормональная беда.
Еще говорят, что девочкам просто неинтересно: отстаньте от них, просто так сложилось. Посмотрите на маленьких детей: мальчик разбирает машинку, а девочка нянчит куклу. А то, что вы сами дали девочке куклу, а мальчику — машинку, почему-то умалчивается.
Была одна информантка, которая про женщин-математиков говорила: «Ну есть, конечно, какие-то там, но они разве женственные? Это же не настоящие женщины». А про себя говорила: да, я математик, но преподаватель.
В более престижных лицеях говорят: «Девочки оригинально не мыслят, они усидчивые и могут хорошо работать, но так никаких успехов не достигнешь». А в менее престижных лицеях говорят: «Может, девочки не могут придумать что-то оригинальное, но могут очень хорошо работать, а это самое важное в математике, поэтому они добиваются там успеха. Мальчики же, возможно, и могут что-то оригинальное придумать, но им лень». То есть один и тот же расклад, но он в одном случае описывается как способствующий успеху, а в другом как не способствующий.
Анастасия: Но мы всё это знаем со слов учителей, мы не проверяли, кто там успешнее и кто действительно уходит в IT.
Что мешает родителям отдавать девочек в физматлицеи
Анастасия: У родителей есть стереотипы в отношении девочек в математике, но они менее рационализированы. Например, в смешанных семьях, где есть дочка и сын, который закончил матлицей или учится там, родители говорили, что для мальчика математическое образование — это логично. Я спрашивала: «А для дочки вам почему это кажется странным?». И они говорили что-то вроде: «Ну, нам как-то казалось, что это не для девочки. Вот мы ее в театр отдали, в музыкальную и художественную школы». Стереотипы исходят из того, что родители обычно делают с дочерьми: обычно отдают на танцы — ну и я на танцы отдам.
Но нужно сделать поправку на то, что родители своих детей слушают. И если они видят, что дочка побеждает в олимпиадах по математике, в свободное время решает задачи и ходит в математические кружки, то, как правило, не игнорируют это. Советуются с кем-то, кто более компетентен в этой области, спрашивают у преподавателей в школе или у кого-то из знакомых, кто работает в технической области математических направлений. Им подтверждают, что у ребенка есть способности, и родители все-таки отдают дочь в математический лицей.
Если у родителей нет определенного математического бэкграунда, то им нужно пройти довольно долгий путь для принятия того, что ребенку интересно то, чего они не понимают. Но важны и более повседневные вещи. Родитель думает: «Я не разбираюсь в математике, и значит, если у моего ребенка проблемы, то придется нанимать репетитора, это дополнительная нагрузка и на ребенка, и на бюджет».
Еще влияет фактор, где находится школа. Если мы говорим про элитные заведения, они не привязаны к району. Может случиться так, что школа находится в центре, а вы живете на «Звездной». И нужно смириться с тем, что каждый день ребенка придется возить по два часа. Нужна уверенность, что будет какой-то выхлоп, что образование в этой школе окупит время, затраты и усталость ребенка, который четыре часа времени проводит в дороге. Казалось бы, мелкие вещи, но в совокупности они приводят к очень долгому процессу принятия решений.
Дарья: Я читала исследование ВШЭ, где говорилось, что в сфере людей с математическим образованием есть своя система ценностей. Такой культ математического рационализма. Они очень любят говорить, что математика организует сознание. Если ты можешь разложить что-то на формулы, то можешь это решить. И мне кажется, что здесь есть культурное противостояние между математиками и гуманитариями. Математики любят говорить, что они в принципе лучше мыслят, чем гуманитарии. Если родители — гуманитарии, они просто будут чувствовать себя чужими в культуре, которую преподносят как элитарную, поэтому не стремятся связывать с ней своего ребенка.
Почему школьницы избегают конкуренции и что может помочь им стать увереннее
Дарья: У меня есть теория, что девочек просто не ориентируют на профессиональное развитие. Девочку воспитывают так, чтобы ей было не скучно жить. Как иногда считают родители, ей в принципе не нужна высокооплачиваемая работа, потому что надо замуж выйти и сидеть дома с детьми. Поэтому можно заниматься такими вещами, которые потенциально прикольные: танцы, рисование. Никому не интересно, будет она на этом деньги зарабатывать или нет.
Анастасия: У меня гипотеза, что родители хотят дать девочкам больше возможностей для выбора. Для них важно, чтобы дочь получала удовольствие от профессии. Все это выделяют: «Я хочу, чтобы моя дочь любила свою профессию. Если это программирование и она получает от этого удовольствие, то пожалуйста. Но главное, чтобы она не денег много зарабатывала, а чтобы нравилось». И для этого они дают более широкий диапазон выбора: можно танцевать, можно писать поэмы, рисовать, заниматься языками, нейробиологией. Возможно, поэтому выигрывает не всегда то, что тяжелее дается.
Дарья: И еще мне кажется, что их не ориентируют на конкуренцию. Тебе часто говорят: «Ты девочка, тебя нужно всё время охранять, побереги себя, лучше туда не лезь, там слишком тяжело». С самого начала говорят, что ты хрупкая и развалишься, если возникнет какая-то сложность. Потом труднее сделать выбор в пользу того, что очень конкурентно и куда нужно вкладывать больше усилий: уже самой кажется, что лучше себя поберечь.
Анастасия: Я читала другое исследование НИУ ВШЭ, где говорится о влиянии конкурентной атмосферы и требований в школе на дальнейшие пути выпускника. Авторы писали, что из школ послабее, где дружелюбнее атмосфера, дети чаще попадали в какие-то крутые вузы, чем дети из суперконкурентных школ. Когда у тебя давящая атмосфера в классе (несмотря на то, что ты выше по уровню, чем дети из обычных школ), понимаешь, что здесь ты середнячок. И в итоге такие дети даже не подают документы в сильные вузы, а те, которые преуспевают в средней по уровню школе, подают: им кажется, что они успешные.
Я сейчас не социологическую вещь скажу, но девочкам при обучении математике поможет стать увереннее как раз менее конкурентная среда в школе. Внутренняя тревожность формируется из-за того, что висят открытые рейтинги по ученикам: кто самый успешный и неуспешный. Атмосфера, в которой тебе постоянно приходится соревноваться, мешает всем, кто чувствует себя в этой сфере недостаточно уверенно; кто более восприимчив эмоционально; кому требуется чуть больше времени, чтобы понять материал.
Дарья: Мне кажется, девочки чувствуют себя гораздо комфортнее при работе в группе. Поэтому если есть какое-то групповое соревнование, где нужно выиграть, то собирают команду из девочек: они очень хорошо кооперируются и всех порвут. Стереотип о том, что девочки менее склонны конкурировать, мне нравится. И кажется, что так вообще все должны делать. Меньше конкуренции и больше кооперации.
Почему девочки теряют интерес к математике к старшим классам
Анастасия: Когда мы проводили интервью с преподавателями, они сказали, что спад интереса к математике, по их наблюдениям, происходит в 8–9 классе. До этого все одинаково занимаются, всем вроде интересно. А потом что-то происходит, и в 10–11 классе девочки резко меняют направление.
После фокус-групп я немного расстроилась: девочки размышляют о будущем и об образовании, исходя из того, что на их пути непреодолимым айсбергом встанет брак и обязательно — финансово успешный. В 10–11 классе не все, но некоторые высказывали мысль, что женщине необязательно очень много зарабатывать, не придется содержать семью. Допустим, мне, конечно, интересно заниматься онкологическими исследованиями, но там учиться семь лет, а мне надо заводить семью. Это не цитата, но сформулированная мысль.
Компромисс есть, но он, как правило, на стыке областей. В лицеях учатся умные, эрудированные дети, которые понимают, что у них очень много путей для реализации. Им не хочется, чтобы их математический бэкграунд пропадал, но при этом не хочется заниматься только математикой и только программированием. Они ищут что-то промежуточное. Например, если я иду работать в IT, то хочу стать менеджером, а не кодером. Тогда не нужно знать серьезное программирование, это менее конкурентно, это работа с людьми, она кажется более интересной и менее жесткой. Вроде можно найти время на что-то, кроме работы.
Что касается интереса к предмету, были девочки, которые понимали, что победители олимпиад обычно мальчики: зачем идти на эту олимпиаду, если я не выиграю? Я пойду на олимпиаду, которая даст мне поступление в вуз. Она проще, там меньше человек, прикладная цель выполнена. Они очень рационально подходят к решению этой проблемы.
В среднем звене (5–6 классе) всё по-другому. Все поголовно хотят быть программистками и инженерами. Когда мы спрашивали, какие профессии им интересны, кем хотят стать, девочки в разных школах чаще всего называли профессии, которые напрямую связаны с технологиями и математикой. Никто из них не сказал ничего вроде «мне кажется, я не могу добиться успеха», как говорили девочки в 10–11 классах.
5–7-й классы — это период, когда девочки, скорее всего, только пришли в математическую школу. Они недавно начали участвовать в олимпиадах и конкурсах, им всё интересно. У них всё получается и пока нет этого осознания, что они проигрывают или что они по какой-то причине хуже других. Мы пока не можем сказать, какие вещи влияют на этот гэп (разрыв — прим. «Бумаги») — это то, что мы будем проверять в будущем. Сейчас у нас есть гипотезы, от которых мы можем отталкиваться, но не рискнем говорить, что какая-то из них подтверждена.
Дарья: Есть разные теории и исследования — например, теория актуализации гендера, согласно которой чем старше девушка становится, тем больше она ассоциирует себя с собственным гендером. Но эта теория была много кем опровергнута. Может быть, актуализируется мысль, что надо уже подумать о профессии. Представление не просто о том, что «я когда-нибудь буду, наверное, программистом», а о том, что сейчас уже надо выбрать вуз.
Что учителя думают про гендерный дисбаланс и как предлагают с ним бороться
Анастасия: Я почти перед каждым интервью минут 10–15 тратила на то, чтобы объяснить, зачем мы проводим исследование. То есть человек вроде согласился встретиться, но такой: «А что вы делаете вообще? У нас всё нормально, нет никакого дисбаланса». Как правило, эта проблема в глазах информантов не имела значения. Так происходило в престижных лицеях, но мы помним, какие там стереотипы.
Дарья: В непрестижных как раз наоборот. В интервью информанты говорили: да, у родителей есть убеждения (и вообще они есть в принципе), что математика с физикой — это не женские сферы. Родители часто ориентируют девочек на другие предметы, и поэтому те просто не приходят в специализированные школы. А если и приходят, то меньше усилий вкладывают в изучение математических предметов. Это то, что мог бы сказать социолог.
Мы обсуждали с преподавателями курсов, которые готовят олимпиадников, как показать родителям, что математика легче, чем кажется. Преподаватели в основном говорят, что главное — рассказывать, что есть девочки, которые становятся призерами олимпиад и при этом у них всё в порядке в жизни, они хорошо выглядят и вообще нормальные, просто много работали. В общем, мы сошлись на том, что надо всем рассказывать про такие положительные примеры, сделать их видимыми.
Что мальчики говорят о гендерном дисбалансе в школах
Анастасия: В фокус-группах были не мальчики-старшеклассники, а 5–7-й классы. В таком возрасте дети несильно рефлексируют по этому поводу. У нас были вопросы вроде: «Опишите ученика, у которого в классе проблемы с математикой». Мы не намекали на то, что критерием должен быть пол. Но в более престижных лицеях говорили: «Ну девочка какая-нибудь». А когда я спрашивала почему, они не отвечали, что девочки дуры или что они глупее, они говорили, что девочкам интереснее другое — литература, языки.
Когда мы слушаем это, то думаем: ну, наверное, проблем нет, раз им менее интересно. А потом слушаем истории девочек, которые говорят: «Я так долго чувствовала себя слабой, что мне захотелось уйти в сферу, где у меня что-то получится». И это важный аргумент для меня в ситуации, когда мне кто-то говорит, что это собственный выбор.
Бывало, мальчики говорили: «Ну смотрите, всякие инженеры и математики — это же мужчины. У них лучше получается». Я спрашивала, почему у мужчин лучше получается. «Потому что их больше в этих направлениях». То есть это замкнутый круг, и ученики реально не понимают этого.
Дарья: Интересно, что то же самое у преподавателей. Когда их спрашиваешь, почему мальчиков в математике больше, они говорят: «Статистически просто мальчиков больше. Чего непонятного?».
Есть понятие «гендерный порядок», которое говорит, что статус и ресурсы всегда распределяются в сторону мужского гендера, потому что мы живем в патриархальном гендерном порядке. Есть статья Нэйтана Энсмингера, который писал о том, как программирование постепенно становилось мужским. Поначалу программирование считалось женской профессией, но потом, как только стало престижным, его стали считать мужским делом. И, как следствие, люди начали говорить, что для него нужны скиллы. Это стало своеобразным объяснением того, почему женщины программированием заниматься не могут.
То же самое происходило с профессией учителя: она считалась классной, и преподавателями были мужчины. А сейчас в школах «училки», и особо денег за это не платят. Значит, женская работа. Как только деньги начнут платить, это сразу же станет мужской работой, а женщинам она будет «не по плечу».
И получается, что, пока математика считается статусной, она будет «мужской». Это самая важная мысль, которую мне всё время хочется донести. Если сейчас математика резко станет чем-то неважным и несложным, а филология будет считаться царицей наук, то в филологии сложится такая же ситуация, как в математике сейчас.